Лодки швартовались очень близко, малые – к средним и к большим, и перебраться с одной на другую было несложно. К нам приближался, совершая ловкие прыжки, приятель моих родственников, также командир канонерской лодки Павел Разуваев, и Артамон махнул ему рукой.

– Так едем! – воскликнул мой дядюшка. – Или нам не на чем переправиться? Возьмем йол, я сам стану к рулю, перерядимся горожанами…

– А докатим на селерифере! – подхватил Сурков. – Можно даже дорогих союзников с собой взять, развеяться. И Сеславина! Сеславина угостить! Заслужил! Первых пленных взял!

Тут он заметил наконец Разуваева и закричал:

– Сюда, Павлуша!

Артамон подтолкнул меня, чтобы я встал. Я же совершенно забыл, что играю роль простого матроса.

– Уймитесь, господа. Заведение было, но сгорело, – сказал я тихо. – Когда пруссаки ожидались с минуты на минуту, фон Эссен приказал жечь Митавское предместье. Вас тут еще не было. Видели б вы, как оно полыхало.

– Зато теперь на том берегу гладкое пространство, и к воде так просто не подберешься, а не то что батареи ставить, – весело отвечал Артамон. – Нет худа без добра!

Разуваев прыгнул к нам в лодку.

– Вот черт! – огорчился Сурков. – Где ж мне объездить селерифер?

– А есть ли в нем, как теперь выражаются, практическая польза? – спросил Разуваев. – Лошади он не заменит и далеко ты на нем не уедешь.

Он намекал на ту пробу, что была сделана селериферу на берегу и завершилась в воде.

– И я ему о том же толкую. Это изобретение разве что для Бонапартового войска подходит, – сказал Артамон. – У него в таких средствах передвижения большая нужда.

– С чего ты взял? – полюбопытствовал Разуваев.

– А суди сам. Бонапарт ведь собрался, завоевав Россию, идти воевать Индию? Про то тебе всякий скажет. А поскольку по дороге там горы, да еще высоченные, дай бог памяти, позабыл, как назывались…

– Да ты и не знал, – вставил Сурок.

– …а в горах лошадей кормить нечем, да и не любитель он таскать за собой обозы, то самое разумное – снабдить всю пехоту и кавалерию селериферами. Овса им не надобно, коновалы им не требуются. Главное, затащить их на горы, а уж оттуда, с диким гиканьем, на манер калмыцкой конницы, скатиться и ударить по Индии!

– Ты шутишь, Вихрев, а ведь наши-то отступают да отступают, – помрачнев, сказал Разуваев. – И коли Бонапарт нас одолеет…

– Тому не бывать! – воскликнул Артамон. – Типун тебе на язык!

– …то не пришлось бы нам по условиям мира идти в Индию сражаться за французов…

– Ни за что и никогда, клянусь кортиком, – отвечал Артамон. – Да мы свои лодки в Америку уведем, вот те крест!

– На веслах в Америку? Через океан? – переспросил Разуваев.

– Да, – кратко отвечал Сурок.

– Да, – сказал и Артамон. – Подумаешь, океан. С нами Бог и андреевский флаг! А под Бонапартом не будем. Однако надобно придумать, где бы пообедать. Кашевары молодцы, однако давненько я не баловался устрицами!

– И я велю матросам выгнать на берег селерифер. Хоть вдоль воды прокачусь, ноги разомну, – заметил Сурок. – И аппетит нагуляю! Разуваев, может, хоть ты подскажешь, где бы тут прокатиться без риска для жизни? Ты ведь уже успел прогуляться по городу?

Сурок в попытках найти подходящее место для катания на селерифере замучил меня вопросами. Он заикнулся даже о выгоревших улицах Московского форштадта, но тут я возмутился – там люди гибли, а он собирается валять дурака наподобие ярмарочного гаера! К тому же, диво будет, коли староверы, что бродят там, откапывая на пепелищах остатки своего имущества, его не поколотят; они по части развлечений весьма строги и видят нечистую силу даже в самоварах и кофейниках, а страшилище на колесах с лошадиной головой предадут сожжению, не задумываясь. В самой Риге я тоже не знал ни одного уголка, где Сурок со своим двухколесным чудищем мог бы появиться без риска для жизни.

У флотских в ходу весьма диковинные шутки, а лейтенант Разуваев, на беду, еще и умел произносить самую дикую ахинею с таким выражением, словно изрекает чистейшую правду.

– А ведь верно! Я, оказавшись в том месте, сразу про тебя подумал. Изволь, есть превосходное место тут неподалеку, – сказал он, – где можно неплохо разогнаться на твоем самокате и сподобиться многих восхищенных взоров. Полагаю, если ты, Сурков, там блеснешь, то наделаешь много шуму в здешнем свете.

– Ровная ли там почва? – первым делом спросил мой селериферный безумец.

И, услышав, что ровная, более уж не беспокоился, а закричал своим гребцам, чтобы сволокли на сушу селерифер и отыскали плотника Сидора, приставленного к канонерским лодкам. После того как удалось выдернуть из доски штырь, Сурок более не объезжал норовистый селерифер, если рядом не было плотника.

– Это часом не Яковлевская площадь? – спросил Артамон, проявляя неожиданную осторожность.

– Нет, отнюдь, – преспокойно и совершенно беззаботно отвечал Разуваев.

Наконец мы собрались, и Разуваев повел нас к обещанному месту. Нас набралось восемь человек, и мы составили престранную процессию.

Впереди шествовали офицеры – Вихрев, Сурков и Разуваев. Далее любимцы Артамоновы, Свечкин и Гречкин, сопровождали похмельного помощника судового лекаря – мой дядюшка, которому Сурков как-никак тоже отдаленным родственником приходился, намедни побожился, что приспособит к возне с селерифером негласный дуэльный кодекс: ведь при благородной дуэли обязан присутствовать доктор, а поединок Сурка с деревянным уродом – чем не дуэль? Затем я, играя роль простого матроса, вел за штырь селерифер. Мне помогал плотник Сидор, тащивший еще целый короб с инструментом своим. К сожалению, мы не попались на глаза никому из старших офицеров, чтобы тот, прикрикнув на нас, разогнал ко всем чертям нашу дурацкую колонну.

Разуваев привел нас на Замковую площадь. Она имели вид трапеции и в длину простиралась от рва, что отделял Рижскую крепость от Цитадели, до начала Большой Замковой улицы по меньшей мере на полсотни сажен.

По правую руку от нас располагались замковые конюшни и сам Рижский замок, точнее сказать, четырехэтажная пристройка к нему, сделанная при матушке Екатерине. В этой пристройке обитали и штаб, и канцелярия, и множество чиновников, там же где-то находились и апартаменты фон Эссена. Сама площадь была устроена сравнительно недавно, когда наконец убрали последние останки шведских военных складов.

– Ну, вот тебе превосходный простор, – произнес Разуваев, останавливаясь и обводя рукой площадь. – Главное, катить точнехонько посередке. Тут ты и в речку не свалишься, и прохожих не собьешь, им есть куда разбегаться. А если влепишься в стену замка – он уж как-нибудь устоит. Там стены саженной толщины. Я обещал привести тебя на подходящее место – и привел, воспользуйся же им в полной мере!

Сказав это, он уставился на Суркова со злодейским прищуром: как ты теперь, братец, выкручиваться станешь?