Можно было не придавать большого значения этой парочке радикалов. Но в их руках оказался опасный инструмент — Верховный Совет РСФСР. Потому что комитет по экономической реформе и собственности давал для парламента экспертную оценку концепции Малея. Парламент не мог отмахнуться от оценок своего комитета. А в эксперты Красовченко с Филипповым мобилизовали экономистов ультралиберального толка — стажеров ИИ-АСА, других русофобов от дебит-кредитной науки (они были и тогда и по сей день сплетены в тугой клубок, как дождевые черви в банке рыболова из Бнай Брита).

Малея беспокоила возня вокруг документов Госкомимущества, представленных в комитет Красавченко. Он очень переживал за дело. И попросил меня при случае переговорить с Ельциным От позиции президента зависело тогда почти все.

Как сторонник концепции Михаила Дмитриевича я стал с жаром упирать Борису Николаевичу на ее сильные стороны. На справедливый характер дележа общественного богатства. На ее не обвальные, а постепенные темпы разгосударствления по классическим схемам. А форсирование процессов могло сломать России хребет.

Ельцин уже разморился на солнце, нетерпеливо потряхивал головой. Но дал мне договорить. А потом, оживившись, начал хриплым голосом объяснять. Он знал о наработках Госкомимущества — ему докладывали. Знал о других планах. Идет борьба идей — пусть борются. Но у него после поездок за рубеж, особенно в Америку и после консультаций там с видными экономистами уже сложилось свое видение приватизационной политики в России. Какое?

— Оставить в экономике значительную часть государственного сектора, да еще на много лет, как предлагаете вы с Малеем? Так не пойдет! — сказал он в своей резкой манере. — Не получится что-то у капиталистов, все начнут сравнивать и кричать: «Давай назад!» Да еще со всероссийскими забастовками. Это будет реальная угроза возврата к социализму.

— А чем вам не угодил социализм? И разве тотальный капитализм самоцель? — вырвалось у меня. — Создать всем равные условия, и пусть конкуренция выявляет, что больше подходит нашему обществу.

— Нет у нас времени на это. Совсем нет. Сковырнуть систему могут только решительные шаги, — произнес Ельцин. — Надо в массовом порядке и как можно скорее распродать все частникам. Провести, понимаешь, черту между нами и прошлым.

— Но это может привести к обрушению экономики, к обвалу рынка.

— На время приведет. Но под гарантии кое-каких наших уступок Запад готов организовать для России товарную интервенцию. Продержимся с полгода — год, и все пойдет как надо.

Мы помолчали. Ельцин давно не был со мной так откровенен.

— У нашего народа — голодранца нет таких капиталов, чтобы выкупить все сразу, — сказал я. — Приватизационных чеков на это дело не хватит.

— Да что чеки — бумажки, — поморщился президент. — Нужны деньги, большие деньги, чтобы обновлять производство. Продадим тем, у кого эти деньги имеются. Таких совсем немного. И это к лучшему. Когда меньше хозяев — с ними работать удобнее. А все станут хозяевами — начнут власти приказывать. Какой тогда угол искать?

Самое время было углубиться в этот разговор, но Ельцин вдруг поднялся на корме во весь рост и сказал:

— Ну, хватит о работе. Надо искупаться. А то я совсем разомлею.

Мы разделись догола и нырнули с лодки. Поплавали в теплой прозрачной воде. И вернулись на остров, к столу, где я получил нагоняй за похищение виновника торжества.

В Москве после этого пикника я не раз вспоминал разговор на водохранилище. Позиция Бориса Николаевича была очевидной. На мой взгляд, ошибочная позиция. Но это на мой взгляд. А какой из меня теоретик приватизации, чтобы переубеждать упрямого президента? Опора на здравый смысл? Но этот аргумент в коридорах власти давно потерял всякую ценность.

И Ельцину, и группе Красавченко подбирали фасон, похоже, в одной пошивочной. В других при разгосударствлении придерживались стандартных правил: «не навреди!», «не нарушай установленные экономические связи!», «не ослабляй национальную безопасность!», «делай не в чьих-то корыстных целях, а ради повышения эффективности производства!» По этому пути шли к успеху многие азиатские и европейские страны. Здесь же намечалось вершить все шиворот-навыворот.

Мне стало понятно, что планы Малея обречены. Что сначала комитет Красавченко даст программе Михаила Дмитриевича негативную оценку. Так оно и произошло. Затем Ельцин заменит Малея — президенту подсунут какого-нибудь гопника из подворотни, и тот по команде кукловодов начнет гасить топки российского локомотива, да при этом еще строить из себя благодетеля, врать и кочевряжиться.

Осенью Борис Николаевич действительно выгнал из Госкомимущества Михаила Дмитриевича — перспективного ученого, подарившего стране 80 изобретений, И посадил на его место Чубайса. А спустя несколько лет Малей скончался с расцвете сил. Люди идеи часто уходят вскоре после похорон своего детища. Между тем обстановка в России добра не сулила. К середине лета напряженность в обществе заметно усилилась. Народ роптал: жизнь становилась все хуже, а верхи погрязли в каких-то интригах. Я тогда много ездил по регионам — трудно было разговаривать с рабочим людом.

— Центральная и российская власти плюют на конституционные права граждан, — прижимали меня на собраниях. — На мартовском референдуме большинство высказалось за сохранение СССР. Что делают Горбачев с Ельциным? Дурят нам голову никчемными проектами союзных договоров, а сами преднамеренно ведут страну к развалу и катастрофе.

Слово «оборотни» в адрес вождей звучало на этих собраниях чаще всего.

Только слепой не замечал, как росло в обществе подозрение: в Кремле ведется какая-то двойная игра.

Очухались, наконец, и начали занимать боевые позиции партийные организации на местах. Июль 91-го стал месяцем повальных, причем беспрецедентных для КПСС мятежных пленумов, конференций, собраний. Их резолюции направлялись в Москву — Горбачеву и членам ЦК. Позднее в архивах партии я насчитал более десяти тысяч грозных телеграмм за подписями секретарей. С учетом телеграмм из «первичек». Их содержание не обещало адресатам ничего хорошего. Вот отрывки из некоторых посланий:

«Совместный пленум Оренбургского горкома КПСС, районных комитетов КПСС, контрольных комиссий требует обновления руководящих органов партии.

Секретарь Ю. Гаранькин, 1.07.91 г.»

«Выражаем недоверие деятельности Политбюро ЦК КПСС и лично Генерального секретаря М.С. Горбачева.

Контрольная комиссия Алтайского Края, 4.07.91 г.»

«Коммунисты шахтоуправления Краснодонецкое постановили: выразить недоверие М.С. Горбачеву, освободить его от обязанностей генерального секретаря ЦК КПСС и исключить из членов КПСС.

Секретарь Н. Косихин, 26.07.91 г.»

«Красноярский горком партии постановил: коренным образом обновить руководящие органы КПСС. Бюро горкома. 8.07.91 г.»«Партийное собрание управления строительства № 909 (г. Арзамас-16) требует освобождения Горбачева М.С. от должности генерального секретаря ЦК КПСС.