Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Майк кипит. Прекрасный момент для поиска боксерской груши, или спарринг-партнера, или покупки упаковки из шести банок, или… Не имеет значения. Ничего из этого он больше не может делать.
Он злобно убирает свою кухню, пока все, блядь, не начинает сверкать.
***
Лиам прилетает к четвертому июля. Этот приезд планировался на День Независимости еще до того, как Лиам решил переехать в Миннесоту — или, может быть, как раз перед тем, как он бы соизволил рассказать об этом Майку — и Майк посоветовал бы ему не утруждаться. Но его мама все твердила и твердила о необходимости встретить Лиама должным образом. Она виделась с ним раньше, но лишь мельком, и с тех пор, как Майк вернулся из Детройта, постоянно твердила о нормальном знакомстве. Как только Майк сказал ей, что Лиам приедет, все было предрешено. Пути назад нет.
Третьего числа Майк встречает в аэропорту Лиама. Тот в настолько приподнятом настроении рассказывает о своем «первом Дне Независимости», что почти заражает им Майка. По дороге к его дому он болтает о бенгальских огнях (зная его, он, вероятно, спалил себе брови) и картофельном салате (картофельный салат Майка, по общему признанию, очень хорош) и покупает хренову тонну фейерверков (на самом деле незаконно, и даже если бы это было не так, Майк никогда бы не позволил ему, но попытка хорошая).
Лиам извергает настолько непрерывный поток слов, что Майк не может вставить ни слова. Скорее всего он делает это нарочно, чтобы не оставить Майку места для ссоры из-за предстоящего переезда в Миннесоту.
Он болтает, распаковывая свое барахло, болтает, пока Майк готовит любимый картофельный салат, который они возьмут с собой завтра к его маме, болтает весь ужин. Он замолкает только в спальне, и, честно говоря, все равно шумит, хотя Майк не очень возражает против этого.
— Мы в итоге поговорим? — спрашивает Майк после того, как они привели себя в порядок перед сном и легли в постель.
Лиам выглядит так, будто уже почти спит. Майк немного удивлен, что Фитцджеральд, наконец, перестал болтать, думал, что тот будет трындеть даже во сне.
— Кажется, это первый раз, когда ты хочешь поговорить, — отвечает Лиам, не открывая глаз.
Майк фыркает.
— Я не хочу, — говорит он. — Я просто…
— Ты не хочешь, я не хочу, — ворчит Лиам. — Так что давай не будем.
— Нам нужно поговорить об этом, — настаивает Майк.
— Не хочу, — бормочет Лиам.
— Лиам, — напирает Майк.
— Если мы начнем разговор об этом, ты начнешь городить всякую хрень, на самом деле не имея этого в виду, — говорит Лиам. — И так как я все равно переезжаю, это не принесет ничего, кроме говно-настроения, что глупо, потому что я хочу быть здесь, и ты хочешь, чтобы я был здесь. Не хочу ссориться только потому, что ты не хочешь признавать, что у нас серьезные отношения. Я весь день провел в дороге, и у меня нет сил для всего этого.
Майк сердито смотрит на Лиама, хотя чувствует себя глупо, так как Лиам все еще не открыл глаза.
— Ложись. Спи.
— Хорошо, — соглашается Майк, потому что, честно говоря, все, вероятно, пойдет именно так, как сказал Лиам, и Майку не хочется доказывать его правоту.
***
На следующее утро, когда они едут в Дулут, за рулем сидит Лиам. Стиль его вождения всегда буквально ранил душу Майка, а сегодня еще больше, потому что они находились в его пикапе. Сейчас Майк ездит как можно меньше и только на короткие расстояния. Два часа — это херня, выдержит. В дороге Майк обычно останавливался каждые полчаса, но с Лиамом придется терпеть, потому что пацан тут же начнет беспокоиться.
Все не так уж плохо, пока Лиам выбирает музыку по своему вкусу. Пацан загорел, волосы от солнца стали светлее, уже видны веснушки на щеках и на руках, хотя обычно они появляются позже летом. Майк наблюдает за линиями мышц предплечий, когда Лиам ерзает на своем месте, подпевая какой-то поп-песне по радио, которая звучит точно так же, как и та, что была до этого, и та, что была до нее. Майк, черт возьми, стареет. Майк был стар, а вот Лиам поет во всю глотку, танцует в кресле, носит бейсболку задом наперед. Майк не совсем понимает, как все у них сложилось, но, с другой стороны, все происходит уже давно. Можно подумать, он уже привык к Лиаму.
Они приезжают около полудня, и мама Майка встречает их в дверях.
— Мы принесли картофельный салат, — своеобразно здоровается с ней Лиам.
— Он не помогал, — говорит Майк, чтобы мама не поверила в это «мы».
— Эй, я контролировал процесс, — возражает Лиам.
Ага, если считать, что контроль за процессом — это болтовня со скоростью пулемета, путаться под ногами, в ожидании, когда картофельный салат будет готов — тогда да, Лиам контролировал.
— Лиам, хочешь пива? — спрашивает его мама.
— Если есть, Лори, — наконец, произносит Лиам. При первой встрече он назвал ее «миссис Брауэр», на что Майк поморщился и попросил никогда так не называть его маму.
Лори берет себе и Лиаму по бутылке пива и посылает Майка подать им картофельный салат и приготовить несколько сэндвичей. Майк на кухне лучше мамы. И пусть это всего лишь сэндвичи, но все же. Она их как-нибудь, да умудрится испортить. В этом они с Лиамом похожи, наряду с упрямством и склонностью совать свой нос в дела Майка.
— Где Том? — спрашивает Майк, когда стрелки часов показывают около часа дня.
Они вышли на улицу. Майк занят тем, что пытается не задремать на такой жаре, пока мама вытягивает из Лиама историю его жизни. Том часто опаздывает, но, учитывая, что он живет в десяти минутах езды, а не в двух часах, это немного странно. Кроме того, Майку нужен буфер между Лиамом и мамой. Том и Майк будут закатывать глаза друг на друга, подруга Тома, Эмбер, и Лиам попытаются понять, кто может произнести больше слов за минуту, а еще можно направить маму к ее единственному внуку, если она начнет чересчур любопытствовать. Определенно безопаснее.
— Они в домике у озера, — отвечает его мать. — Ты был там, Лиам?
Майк, прищурившись, смотрит на маму. Учитывая, что домик принадлежит Майку, и Том никогда не приходит туда без него, он подозревает, что мама причастна к внезапному отсутствию брата.
— Нет, — говорит Лиам. — Майк говорит, что это «мужское дело».
Мужским делом, по факту являлась рыбалка, и Лиаму бы это «дело» чертовски не понравилось. Майк знает его как облупленного.