Де ла Крус не ошибся относительно намерений своего патрона. Правда, поставка, которую кокаиновый барон собирался сделать, должна была уйти не на север, а на юг. Моралес застегнул на талии тканый пояс, с правой стороны которого висела кобура с револьвером, а с левой — полицейская дубинка, и вышел из дома в сопровождении двух телохранителей-араваков Тупака и Амайи. Эти небольшого роста, но плотного телосложения индейцы, обладавшие инстинктом прирожденных бойцов, носили на боку «Калашниковы» с таким непринужденным видом, как если бы родились с ними. Они были неграмотны и ничего не понимали в деньгах, но о них и их близких заботился босс. В племени араваков наибольшее значение имел престиж, а быть воином, занимавшимся в отличие от крестьян или поденных рабочих истинно мужской работой, считалось очень престижно. Этим людям Моралес мог доверять абсолютно; другие же члены банды боялись их.

Моралес сел за руль своего джипа «ниссан-патрол» и доехал по просеке до кокаиновой фабрики, где по его приказу собрали людей, находившихся на взлетной полосе, когда над ней взорвался транспортировавший продукт самолет. Если бы один из рабочих сбежал, Моралес сразу понял бы, кто предатель, но присутствовали все одиннадцать человек.

Судя по всему, отыскать виновного будет непросто, подумал Моралес. Эта шайка из Кали хорошо платит своим шпионам.

Фабрика представляла собой времянку с цинковой крышей и легкими пластиковыми стенами, прикреплявшимися к врытым в землю шестам. Вся эта конструкция легко разбиралась и перевозилась на мулах, когда возникала необходимость передислокации, что происходило довольно часто. Полуфабрикат — паста из листьев коки — приходил сюда не только из самой Колумбии, но и из Перу и Эквадора в пластиковых мешках и бочках и перерабатывался в стопроцентный порошкообразный кокаин. На предприятии работало до шестидесяти человек, располагавшихся на скамьях за длинными столами. За процессом надзирал химик, лично дегустировавший конечный продукт, прежде чем признать его годным для реализации.

Но в этот день все шестьдесят человек оставили работу, вышли из помещения фабрики и слонялись по двору в тени тропической растительности, окружавшей участок по периметру. Одиннадцать подозреваемых были разоружены, отделены от прочих и сидели на земле в центре двора, с ужасом ожидая своей участи. Взрыв стоил Моралесу самолета, пилота и четырехсот килограммов кокаина. И наркобарон хотел, чтобы воздаяние происходило публично. Он хорошо знал: если его хотя бы на миг заподозрят в мягкотелости, весь бизнес рухнет за несколько дней.

— Один из вас, — сказал Моралес во всеуслышание, — предал меня. Заложил бомбу в мой самолет. У вас есть пять минут, чтобы сказать мне, кто это сделал. В противном случае все вы будете убиты.

Индейцы взялись за свои АК-47 и передернули затворы, досылая патроны в патронники. Рабочие, присутствовавшие при взрыве, в страхе мерили друг друга взглядами.

— Ты, Домингес, — обратился Моралес к десятнику, — командовал погрузкой и должен назвать мне виновного.

— Я ничего не заметил, босс. — Десятник поднялся с земли. — Клянусь жизнью моих детей.

— Я плачу тебе, чтобы ты замечал, идиот! — взорвался Моралес и выхватил из кобуры «кольт» сорок пятого калибра. Подойдя к десятнику, наркобарон приставил ствол к его лбу: — Подумай еще немного… Итак, кто это был?

Десятник от страха лишился дара речи. Возможно, он и в самом деле ничего не знал, но Моралес все равно нажал на спуск, и верхняя часть головы Домингеса словно испарилась. Остальные подозреваемые инстинктивно содрогнулись, но не сделали более ни одного движения и не произнесли ни слова, даже когда их в следующее мгновение обдало струей крови с частицами мозга и раздробленных костей, после чего труп рухнул с глухим стуком на землю.

— Осталось три минуты! — объявил Моралес, по очереди потыкав стволом в каждого из подозреваемых.

И это подействовало.

Один рабочий заговорил со своим соседом, к ним почти сразу присоединился третий. Потом четвертый задал вопрос пятому. Когда ответ на него был получен, несколько человек словно по команде повернулись и посмотрели на парня, сидевшего в одиночестве позади всех.

А потом они стали кричать и показывать в его сторону пальцами. Дело стало ясным как день. Никто не видел, как он закладывал бомбу, но большинство рабочих знали двух-трех парней, которые точно не могли сделать это. В течение какой-нибудь минуты вроде бы хаотичное, бессистемное разбирательство по методу исключения, происходившее между оказавшимися на грани смерти людьми, выявило злоумышленника.

Таким образом, импровизированное судилище сделало свое дело. Предатель вскочил на ноги и бросился в заросли. Моралес вскинул руку, чтобы не позволить аравакам открыть огонь.

— Верните его! — приказал он оставшимся девяти, и те устремились в погоню.

Четверть часа спустя они вернулись и притащили упирающегося беглеца. Страх в их глазах уступил место ненависти. Шпион и саботажник, получавший деньги от Калийского картеля, оставил все попытки сопротивления и стоял смирно, хотя во всей его фигуре ощущался вызов. Так по крайней мере показалось Моралесу, который вытащил свою дубинку и, размахнувшись, нанес ему сокрушительный удар сверху вниз. Послышался треск ломающейся ключицы, после чего предатель упал на колени.

— Скажи, кто тебя послал, и я обещаю, что все закончится очень быстро, — процедил Моралес.

— Рикардо Норьега, — пробормотал пленник.

Моралес кивнул своим телохранителям и выразительно посмотрел на стоявшее чуть поодаль складское помещение под крышей, но без боковых стенок. Телохранители повесили «Калашниковы» на плечо, схватили предателя за руки и потащили в указанную сторону. Остальные наблюдали за сценой в потрясенном молчании, ибо они, как и пленник, начали догадываться, что сейчас произойдет. Предатель, пока его тащили, громогласно молил, чтобы ему выстрелили в голову. Но араваки подняли его над землей, раскачали и швырнули вниз головой в большой чан, сняв предварительно с емкости крышку. Несчастный исчез в чане, после чего до слуха собравшихся еще несколько секунд доносились какая-то возня и странные булькающие звуки. Потом все стихло и по поляне распространился едкий запах хлорида, от которого у людей начало слезиться в глазах.

— Когда кислота сделает свое дело, — обратился Моралес к главному надсмотрщику, — сложите кости в деревянный ящик и привезите мне домой. Лагерь же передвиньте на пять миль к северу.

Он повернулся и направился к своему джипу. Телохранители двинулись за ним. Завтра Моралес отправит посылку с костями по адресу Норьеги в Кали.

В четверг вечером, когда де ла Крус работал у себя в саду, последовал звонок от дона Карлоса. Услышав о нехватке денег, кокаиновый барон предложил адвокату приехать к нему на виллу Кармен и обсудить проблему в личной беседе.

По приезде де ла Крус нашел, что Моралес хотя и хмурится, но пребывает в хорошем расположении духа. Терпеливо выслушав доклад адвоката, Моралес ничуть не расстроился, по крайней мере внешне. Предложив адвокату полюбоваться на макеты зданий, стоявшие на столе, и отведать прохладительные напитки, он удалился в кабинет и взялся за телефон.