Джинкс послушалась. Старуха встретила ее с пистолетом в руках. Я так понимаю, сообразила, что Джинкс сильно зла на нее после этих рассказов насчет рабов и девочки, проданной в бордель. Джинкс поставила ящик, и тогда старуха велела мне подкатить к ней поближе полено. Я не знала, к чему это, но повиновалась, а потом все так же молча отошла и села на прежнее место.

Старуха закатала рукав на раненой руке, и у меня вырвался невольный вздох: не только кисть потемнела и стала черной, как смертный грех, но и вся рука до самого локтя. Костлявыми пальцами знахарка пощупала шею Терри.

— Пульса почти нет, — сказала она. — Недолго он продержится с такой рукой. Впрочем, и без нее не факт, что продержится.

— То есть как? — не выдержала я.

— Бери это ведро, выливай воду в котел. Снимай с огня кастрюлю, пошевели уголья и ставь котел греться. Пусть закипит. Руку надо отнять.

— Отнять? — переспросила Джинкс.

— Я ее отрежу, — разъяснила старуха.

— Ничего вы не отрежете.

— Мне вообще-то наплевать, — заметила старуха. — Но руку надо отрезать, и я знаю, как это делается.

— Вы могли бы отпустить нас, и мы бы отвезли его к доктору, — предложила я.

— Могла бы, но не хочу, — возразила старуха. — К тому же автомобиля у меня нет, а своего мула я убила и съела — вот почему в доме было так грязно. Я вышла во двор и выстрелила в него, но не убила, и он вбежал через открытую дверь сюда, и мы с ним сражались не на жизнь, а на смерть. Он носился, и брыкался, и кучи валил повсюду. Весь дом разгромил. Даже когда он свалился, пришлось перезарядить пистолет и всадить в него еще несколько пуль. Учтите: к мулу я была довольно-таки привязана, а вас я и знать не знаю. Так что не наглейте.

Слушайте меня внимательно, девочки: прежде чем вы его куда-нибудь довезете, даже если я позволю вам уйти, он будет уже мертвее комка грязи на дороге. И не факт, что его удастся спасти, отняв руку. Ему совсем плохо.

Мы трое сидели, смотрели на нее и пытались хоть как-то осмыслить, о чем это она говорит.

Старуха тем временем открыла свой деревянный ящик.

— Тут у меня инструменты хирурга, — пояснила она. — Мой папочка был хирургом в Гражданскую войну, а после войны работал врачом на другом конце Техаса, в городе Мейсоне. Я лет с двенадцати помогала ему выхаживать больных. Я знаю, как это делается. Я несколько раз помогала ему при операциях, а потом разок-другой делала их сама, когда он состарился и начал прикладываться к бутылке. Никто не знал, что оперировала я, даже пациент, ведь он был под эфирным наркозом. Я научилась, пока смотрела, как это делает папочка. Нужно быстро надрезать, отвернуть кожу и распилить кость. Я могу сделать это быстрее, чем вы себе задницу подотрете.

— Нельзя его так увечить, — сквозь слезы проговорила Джинкс. — Он такой красивый, как же он останется без руки?

— Все мы сегодня смазливее, чем будем завтра, — отвечала старуха. — Но в мертвецах ничего красивого нет.

— Схвачу полено и огрею тебя по голове! — всхлипывала Джинкс.

— Попытайся, — сказала старуха. — Но я могу хотя бы предоставить ему шанс. Пробьешь мне голову — и того не будет. И этот пистолет давно водит дружбу с моей рукой. Пистолет еще папочкин, папочка убивал из него янки. Потом его переделали под патроны, в нем шесть зарядов. Стреляю я отменно, много дичи настреляла и бешеного мула прикончила, а когда я была молода и красива, как твоя мамочка, — добавила она, обращаясь ко мне, — я пристрелила ухажера, который позволил себе распустить руки. Мой папочка и братья взяли труп, повесили его на дереве и принялись скакать вокруг на лошадях и колошматить его палками, пока он не стал смахивать больше на гигантскую отбивную, чем на человека. Так что, поверь, рука не дрогнет.

— С чего это вы решили нам помочь? — спросила я.

— Сама не знаю, — усмехнулась старуха.

Вмешалась мама:

— Девочки, с рукой у него и правда плохо. Совсем плохо, и с каждой минутой становится все хуже.

— Ты тоже считаешь, что ее нужно отрезать? — спросила я.

Прежде чем мама успела ответить, снова заговорила старуха:

— Не хотите — ступайте за дом, там лопаты подсунуты. Как раз вам по руке будут. Начинайте копать могилу.

Я посмотрела на Терри. Казалось, он уже почти и не дышал.

— Режьте! — сказала мама.

— Что такое? — возмутилась я. — С какой это стати ты решаешь?

— Кто-то должен.

— Она просто злобная старуха, ей лишь бы оттяпать все равно что, все равно кому, — заявила Джинкс. — А у вас вообще нет права голоса. Он наш друг, а не ваш.

— Либо я режу, либо нет, — сказала старуха.

— Можно мне посмотреть на него поближе? — взмолилась Джинкс.

Старуха подобрала пистолет и отъехала на заднице чуть в сторону:

— Иди любуйся, но поаккуратнее, не то стреляю.

Джинкс двинулась первой, я сразу за ней. Она наклонилась над больным, глаза в глаза.

— Терри! — позвала она.

Он не ответил. Глаза его закатились, был виден один только белок, точно в яйце.

Джинкс коснулась влажного лба и обернулась ко мне:

— Сью Эллен, он так и горит.

Я тоже потрогала и подтвердила:

— Как будто внутри сухую траву подожгли.

Мы осмотрели руку Терри. Она почти вся почернела и раздулась, как свиной окорок. По черному тянулись красные полосы, а местами уже и мясо отслаивалось от костей. Сильно пахло гниющей плотью. Из руки сочился гной, мухи откладывали в ней личинки.

— Мне кажется, другого выхода нет, — сказала я, вопросительно поглядывая на Джинкс.

— Я не хочу брать это на себя, — замотала она головой.

— Нет ли где-нибудь поблизости врача? — спросила я старуху.

— Вы могли бы отвезти его на лодке, если бы я отпустила вас, но я вас не отпущу: мне помощники нужны. Я состарилась, и у меня никого нет.

— Выходит, друзей вы только под дулом пистолета удержать можете? — съязвила Джинкс.

— Выходит, что так, — отвечала старуха. — И знаешь что? Меня это устраивает.

Я посмотрела на маму. Я давно уже научилась сама принимать решения, но сейчас мне нужен был совет.

— Что будем делать, мама?

— Лучше всего было бы обратиться к врачу, — сказала мама. — Но даже врач не смог бы спасти ему руку. Рука уже пропала. Осталось одно: не потерять вместе с рукой и Терри. Лучше уж потерять часть от него, чем хоронить его целиком.

— Прислушайтесь к этому, — посоветовала старуха.

— Если б мы сразу отвезли его к врачу! — воскликнула Джинкс. — Сразу, как его ранило.

— Если бы да кабы, — поддразнила старуха.