Папа кивает, но перебивает меня, когда я собираюсь продолжить:

— Если долг существует, мы его погасим. У нас с мамой есть сбережения. Собирали на старость, но мы эту сумму и за всю оставшуюся жизнь не потратим, так что не вздумай продавать магазин.

— Мы знаем, что он для тебя значит, — соглашается мама. — Ты всегда можешь на нас положиться.

На глаза наворачиваются слезы: пожалуй, впервые за множество лет. От благодарности и любви на сердце становится легко. Я поднимаюсь и обнимаю маму, а затем папу.

— Спасибо, — шепчу и, отстранившись, уже нормальным голосом прошу: — Потерпите еще немного. Скоро я во всем разберусь, и не будет никаких волков и слежек.

— Хорошо бы, Чарли.

— Главное, не скрывай больше ничего, — умоляет мама.

Я обещаю. Обещаю держать их в курсе и провожаю до выхода. Хорошо сегодня все помощники остались снаружи, иначе бы пришлось объяснять присутствие Оуэна и компании. Хватит с родителей и того, что есть. До стойки дойти не успеваю: колокольчик оповещает о новом посетителе.

Я оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с темноволосой девушкой-полицейским. Той самой, что сообщила мне о гибели Дэна.

У меня сегодня день визитов, не иначе. Если так пойдет, неизвестно, когда начну работать! Поэтому я мысленно повторяю папино ругательство и подхожу к девушке. Сегодня она без своего напарника.

— Прима Брайс, доброе утро. — Она улыбается, но как-то официально, из вежливости. Взгляд у нее цепкий, будто коп пытается просканировать мои мысли.

— Здравствуйте, сержант Лабрю. Чем могу помочь?

Хотелось бы верить, что она здесь ради подарка, но интуиция подсказывает, что нет.

— Хочу задать вам пару вопросов. Насчет гибели вашего мужа.

— Да, конечно.

Я указываю ей на кресла, в которых недавно сидели родители, а сейчас располагаемся мы. Я неосознанно рассматриваю ее и вдруг понимаю, что сержант — волчица. Угадываю это не по изменяющим цвет глазам, а по манере держаться, по плавным движениям хищницы. Как у Венеры или Одри. И для меня это открытие. Как волчица попала в полицию?

— Чай? — предлагаю я.

— Нет, спасибо. У вас все в порядке?

Вопрос настолько странный и неожиданный, что сначала заставляет меня опешить. Но только сначала.

— Да. Спасибо за беспокойство.

Сержант смотрит на меня долго, а потом подается вперед:

— Я спрашиваю не потому, что вы потеряли мужа, а потому, как вы его потеряли.

— В автокатастрофе?

— Я говорю об убийстве.

Возможно, как автор детективов (или как претендующая на это звание), я должна спокойно относиться к подобным разговорам. Но спокойно не получается. У меня от них мороз по коже.

Точно. Она говорила, что есть версия, в которой аварию Дэн веру кто-то подстроил. Новость о его гибели, а потом визит банды Кампалы разом вытеснили эти воспоминания. Тогда, но не сейчас.

— Вам удалось что-то выяснить?

— Не так много, как хотелось бы, — нехотя отвечает сержант. — Но кое-что все-таки выяснили. В последние несколько месяцев на счет прима Брайса поступали крупные суммы, а за неделю до аварии он получил визу в Роудэр, на Вазарские острова, и быстро забронировал билеты в один конец. Я подозреваю, что ваш муж хотел сбежать от чего-то. Или от кого-то.

От Кампалы. Но знает ли о нем Лабрю?

— У вас есть предположение, от кого?

— Есть, — кивает сержант. — По крайней мере кое-кто был заинтересован в его гибели.

Я снова получаю пристальный взгляд и начинаю думать, что она говорит обо мне.

— Доминик Экрот.

— Что?! — Я едва не давлюсь воздухом.

— Ваш друг, я так понимаю, — прищуривается Лабрю, — и нынешний альфа стаи, в которой состоял прим Брайс.

Она выделяет слова «друг», тем самым показывая, что в курсе нашей «дружбы».

— У него был весомый мотив, прима Брайс. Вы.

— Что значит — я?

— Вы нравитесь ему как женщина. Но ваш муж стал помехой, которую нужно было убрать.

Я в курсе, что нравлюсь Доминику. В остальном же пока мотив так себе, это я даже как начинающий автор детективов могу сказать.

— Я была знакома с примом Экротом до замужества, — расставляю акценты. — Если все так, как вы говорите, то что он делал все это время?

Вот теперь в глазах сержанта мелькают желтые огоньки, окончательно подтверждая мою догадку о ее происхождении.

— Я знаю законы вервольфов, прима Брайс. Гораздо лучше вас. Когда женщина выбирает другого мужчину, вервольф отступает.

— Мне это известно.

— Но несколько месяцев назад вы расстались с мужем и подали на развод. Который он отказывался вам давать. Тем самым мешая начать новую жизнь.

— Выходит, у меня мотив даже весомей, чем у Доминика. Но моего мужа даже полиция не могла найти, не то что я.

— Вы — нет, а вот у прима Экрота гораздо больше возможностей. Это сейчас он уважаемый альфа, а раньше был любимым внуком Анхеля Брайса.

— Его дед тоже был альфой.

— Недолго. Всего три года. Потом к власти в стае пришел его сын, но Анхель, можно сказать, не сильно расстроился. Он провозгласил себя альфой вне закона и создал Волчьи бои. Вы знаете, что это такое?

По спине пробежал холодок, но на моем лице не дрогнула ни одна мышца.

— Никогда не слышала, хотя название говорящее.

— Вы правы. Это подпольные бои вервольфов, на которые не так просто попасть даже в качестве зрителя. Сначала Анхель участвовал сам, потом уступил место более молодым и сильным волкам. И вроде как отошел от дел, когда взялся за воспитание внука. Но мне слабо в это верится. Он сколотил себе огромное состояние на криминальном бизнесе, который передал по наследству. Не спрашивали у вашего друга, почему он так неприлично богат?

Мне снова вспомнились слова Дэнвера о том, что Доминик может решить любую проблему. А ведь он сказал их, когда Экрот еще не был альфой.

— Странно обвинять внука в грехах деда.

— Думаю, у прима Экрота хватает своих грехов. Как я уже говорила, на счет вашего мужа с завидной регулярностью поступали крупные суммы. Он вполне мог знать какие-то секреты вашего друга и шантажировать его ими.

— Так дело в секретах или во мне? — Мой голос подрагивает от ярости, и я заставляю себя взять в руки.

Я понимаю, что все это предположения и фантазии сержанта, потому что, будь у нее доказательства причастности Доминика к этой истории, она бы здесь не сидела, а уже его арестовала. Я даже чувствую ее раздражение насчет того, что наш разговор пошел вовсе не так, как ей хотелось бы.