В начале 1933 г. председатель Московской комиссии партийного контроля Филатов сообщал Кагановичу, что в 1932 г. на Метрострой прибыло 18585 рабочих, а 14305 сбежали со стройки или были уволены. На 31 декабря 1932 г. продолжали трудиться 5674 рабочих. Если учесть среднее число рабочих за год[79], то при 14305 покинувших стройку показатель текучести составит 520%, или 43% ежемесячно. Это соответствует 9 неделям средней продолжительности пребывания рабочего на стройке.

В 1933 г. положение не улучшилось. В январе 1933 г. ежемесячная текучесть рабочей силы на строительстве метро составила 31,6%, в феврале — 24,2%, в марте — 24,1% и в апреле — 27,6%. Если даже принять в расчет управленческий аппарат, эти цифры улучшатся лишь в малой степени. Показатель текучести на Метрострое в эти месяцы почти полностью соответствовал среднему показателю по строительным объектам Москвы.[80]

С возрастанием числа занятых в процентном отношении текучесть кадров сократилась. Но абсолютные цифры оставались тревожными на протяжении всего 1933 г.: в октябре на Метрострой пришло 3000 рабочих, а уволилось 3300, в последние три месяца 1933 г. в целом пришло 14800 чел., а ушло 12700.

В 1934 г. ситуация несколько разрядилась. При численности рабочих в середине года примерно в 36,5 тыс. чел.[81] было зарегистрировано на шахтах и дистанциях около 62 тыс. приемов на работу и по меньшей мере 34513 уходов[82]. Эти цифры соответствуют показателю текучести в 95% в год, или ежемесячно 7,9%. Правда, эти цифры не сравнимы с данными 1932-1933 гг., так как осенью 1934 г., после окончания тоннельных работ, штат Метростроя был единовременно сокращен на 12 тыс. рабочих. Поэтому увольнения 1934 г. не в полной мере могут быть подведены под определение текучести. Среди инженерно-технического персонала и служащих текучесть кадров, впрочем, была весьма незначительна.

По второй половине 1935 г. — после завершения строительства первой очереди — имеется обширная статистика изменений штата персонала, на основе которой ежемесячная текучесть рабочей силы выводится в пределах 9,5%. Приему на работу 23201 рабочего в ней противостоит увольнение 17370 чел.

Причины ухода рабочих со стройки были многообразны: в 1932— 1933 гг., до введения сдельной оплаты труда, многие были недовольны уровнем зарплаты, к тому же способ ее исчисления оставался рабочим непонятен. Частые перебои в работе из-за организационных неурядиц и нехватки материалов негативно влияли на уровень зарплаты, которую иногда выплачивали с недельным опозданием. Многих рабочих завербовали с помощью ложных обещаний, а на месте они обнаруживали далекие от ожидаемых условия труда и отдыха. Даже не избалованным советским гражданам нелегко было перенести условия жизни в бараках в 1932-1933 гг.[83] Профсоюзы поначалу мало заботились об улучшении условий жизни метростроевцев. Другой причиной в 1933 г. служила длительная процедура трудоустройства. Новопришедшие рабочие вынуждены были до 12 дней ожидать на улице, пока их оформят на работу, не имея в это время ни спального места, ни хлебной карточки.

Часть рабочих была вынуждена уволиться: с одной стороны, постоянно повторялась ситуация, когда центральный отдел найма и увольнения посылал на стройку рабочих, чьи специальности не требовались, и тех рассчитывали. С другой стороны, значительная часть рабочих была уволена вследствие нарушений трудовой дисциплины или прогулов.

Политическая власть и руководство предприятия стремились справиться с избыточной мобильностью рабочей силы с помощью двойной стратегии: с одной стороны, издавались драконовские законы, чтобы ограничить передвижение людей. С другой же, старались заинтересовать рабочего остаться на своем предприятии: с помощью материальных стимулов, например за счет дифференциации заработной платы в духе «Шести условий» Сталина, или идеологических факторов (ударничество и социалистическое соревнование).

И на строительстве метро следовали этим путем: руководство Метростроя и соответствующие партийные органы не раз указывали на необходимость улучшения условий жизни рабочих, чтобы сдержать текучесть кадров. Введением прогрессивной сдельной оплаты стремились пробудить в рабочих материальный интерес, агитацией о значении Метростроя пытались добиться их идентификации с объектом строительства.

В марте 1934 г. руководство Метростроя вместе с комитетом профсоюзов испросило у Хрущева разрешение на проведение политической кампании по самообязательствам рабочих «ведущих профессий» остаться на стройке вплоть до ее завершения. Каждый, кто принимал на себя обязательство остаться до окончания первой очереди, получал в конце премию в размере 250-300 руб., которая выплачивалась деньгами или предоставлялась в виде путевки на курорт.

Кампания, если исходить из возложенных на нее ожиданий, наполовину удалась, но решающим образом не повлияла на уровень текучести рабсилы: обязательство остаться на стройке до 7 ноября 1934 г. дали 15 тыс. рабочих, из них свое обещание выполнил 8201 чел.,[84]

Законы, с помощью которых режим пытался сдержать высокую текучесть кадров и неконтролируемый приток населения из деревни в город, не были проявлением эффективного контроля над населением в духе концепции тоталитаризма, а скорее импровизированной реакцией на проблему, реакцией, не ставшей постоянным инструментом. Уже 6 сентября 1930 г. Совнарком РСФСР издал указ, в соответствии с которым одностороннее прекращение трудовых отношений работающим по найму впредь считалось «самовольным» уходом и расценивалось как нарушение трудовой дисциплины. Службы занятости обязывались составить особые перечни ищущих работу, кто самовольно ушел с предприятия или другим образом нарушил трудовую дисциплину, и к определенному сроку исключить их из списков получающих пособие по безработице.