Вероятно, он намеревался усмехнуться, но из-за напряжения вышла гримаса.

— Кресло. До кровати не дойду.

Я люблю тебя. Она едва не сказала это вслух и ужаснулась. Это еще откуда взялось? Он внутри — в этом ли дело? Что, она дура, идиотка, которая не в состоянии отличить…

— Тут будет тесновато, — решил Рул, глядя на кресло. — Здесь можно притулиться, а не любовью заниматься.

Уж он-то знает. Наверное, перетрахал больше женщин, чем она пожала рук мужчинам.

— Что такое? — Его глаза внезапно стали жесткими. — Куда ты? Ты больше не со мной.

Лили закатила глаза со словами:

— Если я буду с тобой хоть на дюйм больше, ты уже не о мою матку будешь тереться, а окажешься и ней.

Он застонал. И опустился на колени, все так же держа в руках и заставляя член скользить в ней, даря небывалое наслаждение.

— Держись. Держись за меня. — Он опустил ее на спину и начал двигаться.

Ведомая завораживающим ритмом его бедер, Лили запрокинула назад голову, впилась пальцами в плечи Рула и встречала его толчки своими. Дикой была скачка, но недолгой, потому что слился воедино голод Лили и Рула безумной волной накатил оргазм, сотрясая тело Лили м очищая разум. Рул крикнул.

Когда спустя мгновения она приходила в себя, лицо было мокрым. Имя, поняла она. Рул выкрикнул ее имя, когда кончил.

Почему от этого потекли слезы?

Рул растянулся сверху нее, его голова была рядом, а дыхание шевелило ее волосы. Он опирался на предплечья, чтобы не давить всем телом. Он все еще находился внутри… и был по-прежнему твердым.

— Лили? — Он оперся на локоть. — Ах, кара, не надо. Что такое? — Прижавшись губами к уголку ее глаза, он слизнул слезы. Потом поцеловал в губы, язык его был нежным и убедительным. Губы Рула велели верить ему. И пустить внутрь, внутрь до конца. — Не плачь. пожалуйста, не надо.

— Я не… — Лили задохнулась, когда он шевельнул и бедрами. — Я не плачу. Я не знаю, что со мной происходит. Вот это… — чтобы наглядно ему показать, она о толкнула его тазом, — для тебя обычное дело?

— Для меня сейчас вообще мало что кажется обычным ином. Как и для тебя. Может, поэтому появились слезы.

— Наверное. — Ей все еще хотелось его. Она только что любила его изо всех сил, но потребность в нем снова нарастала. — Если моей голове суждено было просветлиться от этого, уверяю: не помогло.

Глаза Рула смеялись.

— Значит, нужно повторить. Посмотрим, может, и на сей раз получится.

— Я знаю, что с мужской точки зрения секс является ответом на все вопросы, но… ох!

Он наклонился и через футболку ласкал губам ее грудь. Заглянул ей в лицо:

— Если бы мы разделись, было бы лучше.

— Да. — Лили провела руками по спине Рула. — Да, было бы.

Через полчаса Лили откинулась, лежа на спине на своей кровати. Рядом, тоже на спине, лежал Рул. Они тяжело дышали, отчего Лили испытывала что-то вроде удовольствия, учитывая предполагаемые природой лупуса преимущества перед человеком.

— Я думаю… что могу с уверенностью утверждать, — она остановилась, чтобы глотнуть воздуха, — что действительно раздевшись — лучше.

Рул засмеялся и перевернулся на бок, оперся на предплечье, чтобы удобнее было на нее смотреть.

— Мм. — Он провел рукой вдоль ее ребер и ниже, по бедру. — Ты настолько близка к совершенству, насколько возможно.

Она повернула голову и посмотрела на Рула:

— Чего не скажешь о тебе.

— Совсем нет? — Выражение лица у него было насмешливое. — Я слышал, что первый месяц у Избранной пары бывает… напряженным.

— Не думаю, что я куплюсь на все эти сказки об Избранных. Готова допустить взаимное притяжение, что то вроде того. Не отрицаю. К тому же ты мог что-то неправильно понять.

— Возможно. Все то, что я тебе рассказал, — истинная правда, но это… то, что с нами случилось… это редкость. Я не знаю всего.

Она замолчала. Она должна бы задать вопросы, и часть ее существа желала этого. Надо было бы расспросить его, вызнать его историю — или узнать правду об этом состоянии.

Знать ей не хотелось. Лили закрыла глаза и попыталась избавиться от роящихся в голове мыслей. Она лежала в кровати с мужчиной, который все еще был для нее незнакомцем. Но что гораздо хуже, она сама себя не узнавала.

Нужно закончить начатое, разгадать тайну смерти Карлоса Фуэнтеса. И Терезы. Она же коп. Причем такова не только ее должность, такова ее суть. Правда, теперь коп без жетона — и как прикажете поступать?

— В целом денек сегодня выдался не из легких.

— Для нас обоих. Обвинения, которые против тебя выдвинули… Мы не были любовниками тогда, но стали сейчас. Как это повлияет на тебя?

Лили повернула к нему голову. Подушки и простыни давно упали на пол, так что сейчас их ничто не разделяло, и она смотрела прямо ему в лицо.

— Возможно, это погубит меня.

— Мне в самом деле страшно жаль, — произнес Рул.

Если Рул был с нею честен, значит, у него тоже не было свободы выбора. Его так же, как Лили, загнали в ловушку, он был не в силах изменить ситуацию. Все, что могла сделать она, — идти вперед с точки, на которой стоит сейчас. Но единственным правильным решением казалось лежать здесь рядом с ним. Не просто правильным — необходимым.

— Отвлеки меня от всех этих размышлений, — попросила Лили и запечатлела поцелуй на плече Рула, скользнув пальцами по его животу вниз.

У него перехватило дыхание.

Удовольствие снова нарастало в Лили. Казалось ей ничего не стоит генерировать наслаждение — так же просто солнце заставляет подниматься над водой туман.

— Сейчас тебе не под силу разогнать мои печали, признала она. — Но через некоторое время я, быть может, забуду о них. — Лили погладила Рула по шее. Возможно, мы вдвоем позабудем.

Опять за ним пришли.

Лежа на спине на твердом полу, Каллен телом ловил вибрации шагов. Не надо вставать. Им казалось, что он не может чувствовать ничего за пределами клетки, что было недалеко от истины. Сквозь стекло ничто не могло пробиться, для магии оно непроницаемо, а стены и потолок клетки Каллена были сделаны как раз из толстого закаленного стекла в стальных рамах. Под каменным полом располагалось переплетение силы, которое с мучительной эффективностью противостояло исканиям Каллена. Это переплетение соединялось с расположенным поблизости узлом, который, в свою очередь, был ориентирован на Нее. Древнюю, которой поклонялись эти безумцы.

Все же безысходность может стать настоящей матерью. Вот его отчаяние, например, породило граничащую с одержимостью терпимость. Ну а с маниями он был знаком не понаслышке.