Стихии приблизились одна к другой. Шпоры птицы вытянулись и слегка коснулись зеркальной поверхности притихшего потока. Над тем местом, где они соприкоснулись, взвилось облако горячего пара, сопровождаемое оглушительным шипением. Взмахнув крыльями, Феникс отстранился и повернул к Януэлю свою вытянутую головку. В рубинах его глаз читалась растерянность. Разящий Дух также отпрянул в пенном облаке и возобновил свои угрожающие покачивания.

Янузль растерялся, охваченный подступающей паникой. Его молитвы оказалось недостаточно. Через мгновение обе стихии бросятся друг на друга и сомнут его. Во имя чего мог он призвать их к священному союзу? Почему они соперничали в его душе, где царствовал волшебный сплав огня и воды?

Разящий Дух перестраивал свои силы и на глазах разрастался в ширину. Устремляясь на Хранителя, поток становился тонким, как острие шпаги. Покинутый и беспомощный, Януэль напряженно думал, стараясь не слышать гула, который раскалывал его сознание. Неужели противостояние было неизбежно? Даже если Разящий Дух воплотил в себе хаос и стихийную необузданность Истоков, все же он родился в пене Волны, которая прежде всего является источником жизни. Как и Феникс и все остальные, кто не позволил Харонии накрыть Миропоток своим зловещим саваном.

Взывая к этой первобытной силе жизни, он потерпел поражение.

Феникс удлинил свой огненный клюв и, направив его на Разящего Духа, набирал высоту, необходимую для атаки. Сердце Януэля сжалось, когда он отчетливо различил в его глазах сумрачный блеск ярости и смерти, которым он приготовился уступить. Уступить Желчи.

В тот самый миг, когда птица уже неслась стрелой вниз, Янузль понял, что единственной объединяющей силой для обеих сущностей с самого начала была Желчь. Он позволил себя провести, поверив, будто Большому Пожару удалось выжечь ее в душе Феникса. И сами Мэтры Огня дали себя обмануть.

Фениксиец не знал, как ее призвать, и инстинктивно открыл ей свое сердце. В то же мгновение он заметил, как черные и дотоле невидимые прожилки Желчи проявились на оперении птицы и слегка окрасили завихрения ее противника. Феникс притормозил свое падение в последний момент. Его клюв скрестился с копьевидным потоком в пронзительном шипении. Януэль подумал, что не успел, что было уже слишком поздно, но в этот момент столкновение между стихиями уже превратилось в поцелуй.

Оживленная мирным договором, скрепленным от ее имени, Желчь сосредоточилась на оконечностях обеих стихий, чтобы выплеснуться в виде циклона, черного и насыщенного парами. Поток ее разрастался с ошеломляющей скоростью. Он захватил и Феникса, и Разящий Дух, а потом пронесся над Януэлем, пахнув на него дыханием абсолютной и примитивной жестокости. Сделав вдох в эпицентре циклона, он понял, что Желчь и жизнь всего лишь неразрывное целое. И потерял сознание.

Голос отдавался где-то вдалеке. Ему хотелось не обращать на него внимание, но тот настаивал, пробирался в извилины его измученного мозга и упрямо стучал на пороге его сознания.

Он открыл глаза.

– Ты жив, малыш! – воскликнул Сокол, крепко сжимая его в своих объятиях. – Черт бы тебя побрал, я уж было подумал, что это конец!

Мертвенно-бледный, Януэль позволил капитану помочь ему встать. Несколько монахов-воинов наблюдали за ним с тревогой и одновременно с облегчением. Он узнал обстановку трактира и поискал глазами меч.

– Он здесь, – успокоил его Сокол.

Януэль увидел его рядом с собой и поджал губы. Желобки, бороздившие его наискось, потемнели.

– Как ты себя чувствуешь? – осведомился капитан, протягивая ему бокал. – Выпей немного, ты бел, как простыня.

Фениксиец с благодарностью взял пиво и утолил жажду маленькими глотками. Его руки дрожали, но он больше не испытывал боли. Он обратился мыслями к Фениксу, но Хранитель спал в его сердце и был недоступен. Он попытался ощутить присутствие Желчи, поискал какого-нибудь указания на выпущенный на свободу яд, но не заметил ничего тревожного.

– Что произошло? – спросил капитан.

– Это касается только меня, – ответил он без колебаний.

Сокол кивнул головой и сел с ним рядом.

– Я должен сделать тебе последнее сообщение, – сказал он хриплым голосом. – Это довольно щекотливый вопрос, и это… из-за этого в том числе я выбрал настоящий момент, чтобы передать тебе этот меч. – Он откашлялся и продолжал: – Уже почти пять лет, как я стал пилигримом, Януэль. Я отказался от всего, чтобы предложить остаток моей жизни ордену и его власти. Я… я не имею права выбирать, и в эту самую ночь я должен был исполнить приказ… несовместимый со всем тем, что для меня имеет цену здесь, около тебя.

– Ты мог бы выражаться яснее?

– Яснее, да… – сказал он с усталостью в голосе. – Слушай меня внимательно и постарайся, со своей стороны, понять. У ордена есть свои соображения, которые нам, странникам, не дано постичь. Среди них имеется одно, требующее, чтобы мы иногда оказывали помощь лицам… не вполне заслуживающим путешествия молнией.

Лоб Януэля наморщился.

– Лицам настолько малопочтенным, что некоторые из странников порою отказывались от своего обета и предпочитали покинуть орден, чтобы сохранить верность своим принципам.

– Можно подумать, что ты говоришь о харонцах, – рассмеялся фениксиец.

Капитан отвел глаза и потер рукой свой подбородок.

– Именно, – закончил он. – Харонцы…

– Ты шутишь?

– Мне бы очень хотелось, чтобы это было шуткой, – сказал он мрачно. – Но это сущая правда.

Януэль почувствовал, как его заполняет еле сдерживаемый гнев.

– Ты являешься охранять меня, – проскрежетал он, – и утверждаешь при этом, что орден работает на Харонию. Но в какую игру играешь ты, капитан?

– Я не играю, малыш, я исполняю приказы, и тот, что я получил сегодня ночью…

– Ты привел харонцев сюда, в этот город! – вскричал Януэль.

– Одного властителя и его спутников.

Януэль воздел руки к небу и испепелил капитана взглядом:

– Мне следовало бы убить тебя за это.

– Очень может быть. Но я тебе нужен.

– Для чего?

– Я, наверное, единственный, кто способен помочь тебе от них ускользнуть.

– Я должен трястись при мысли о встрече с властителем?

– Нет, о нем я не говорю.

– О его агентах?

– Ты их знаешь… в прошлом они все были твоими наставниками.

– Да о ком ты говоришь, наконец?

– О Жаэль, Зименце, Афране и Кованом. Они стали харонцами, обладающими необычайным могуществом, и они пришли, чтобы тебя убить.

Януэлю показалось, будто острый кусок льда пронзил ему сердце. Он едва отдышался и с ужасающей ясностью увидел лица четырех учителей. Они возникли из мрака его детства как страшные призраки, вызвав у него длительный озноб, и, чтобы справиться с ним, ему пришлось сжать кулаки изо всей силы.