И, похоже, от коротких основ феминитивы не выходят кристально понятными и с суффиксом -ица: чем короче слово, тем больше вероятность, что феминитив на -ка или -ица будет походить на какие-то другие слова. Что такое гребица – увидь это слово впервые, вы бы его поняли? Может, какая-то разновидность расчески или скребок? А купица – маленькая купа (связка, куча)? А борица? Возможно, какое-то боровое растение, как душица или полуница? А пловица? Представьте себе, что прямо сейчас вы видите такое слово впервые. Наверное, что-то, связанное с пловом? Некрасивые пловчиха, гребчиха и т. п. имеют преимущество – бо́льшую однозначность. Ну и изредка выгребают из профессионального языка в общенародный: “В девятом классе его отбила у Саши одна гребчиха из института физкультуры” (М. Вишневецкая. “Вышел месяц из тумана”. 1997).

Но ведь в русском языке есть несколько коротких феминитивов на -ица?

Да, какие-то единицы – жилица, певица – зацепились ещё в старину, прошли жесткий естественный отбор на понятность. Другие, типа гипотетических пловица или писица (от писец), в свое время не были нужны, а потом такого отбора уже бы не прошли. Творица в XVIII веке образуется только как вторая часть длинных, двукоренных феминитивов: стихотворица, миротворица. В XX веке появляется спортивный термин многоборка. Слово тоже длинное, двукоренное и потому понятное даже с многозначным -ка. А вот короткое борка без разъяснений смотрится загадочно.

• Язык – своего рода экосистема, где надо отвоевать свою нишу или довольствоваться тем, что осталось. В частности – более редкими суффиксами, если слово требуется кровь из носу, или вообще отсутствием того или иного деривата, если такой жгучей необходимости нет. Необразование феминитива непосредственно от творец, видимо, закономерно: абсолютно понятное творчиха может быть только шутливым из-за противоречия коннотаций основы и суффикса, а творица вряд ли пройдет тест на понятность.

• Стоп! Разве только абсолютно понятные слова возникают в языке? Разве не уточняем мы порой, что значит то или иное слово? Да, но… Но такие регулярные образования, как феминитивы, должны быть понятны хотя бы на шаг в глубину словообразования. Должны понятно отсылать к слову, от которого образованы. И не только феминитивы. Скажешь заспойлерить – и всем, кому известно слово спойлер, сразу понятно значение глагола. Скажешь гуглёж – снова понятно всем, кто знает слово гуглить. Скажешь стартапчик – опять понятно всем, знающим слово стартап. Скажешь хейтерша – поняли все, кто понял бы слово хейтер. Точно так же, как столетия или десятилетия назад появлялись подобные образования: засветить (плёнку), платёж, шкапчик, авторша.

• Понятность нового слова по своему родителю называется прозрачностью внутренней формы слова. Гребица, купица, пловица, борица не прозрачны. Феминитивы от длинных слов в основном прозрачны сразу, даже новые и необычные, как первопроходица. Им однозначный суффикс не нужен.

…А редкие, но более однозначные суффиксы в XX–XXI веках продолжают свое дело – обслуживать короткие основы. Последние их образования не слишком респектабельны и литературны, но с точки зрения словообразования это не очень важно. Главное – они живые.

Первое слово живет в языке уже больше 70 лет, но так и не утратило ауру молодежности. Как в 1962-м, когда за него ругают Василия Аксенова: “Герои “Звездного билета” В. Аксенова, семнадцатилетние юноши и девушки, употребляют в своей речи такие выражения, как “железно нарубались”, “закидоны глазками”, “чувиха”, “загибаешь”.

Так или иначе, слово образовалось, и прошло отбор, и стало сейчас единственным примером на -иха с прямо-таки одобрительной коннотацией. Вместе с нейтральными портниха и ткачиха поддерживает репутацию суффикса. Чего не скажешь о более новом бомжиха – пожалуй, более неодобрительном, чем производящее бомж.

А когда потребовалось называть представительниц грубоватого сказочного народа с коротким названием гномы, под рукой вновь оказался этот суффикс: гномихи – не гномки.

Обнаружил живучесть и -овка. Жаргонное ментовка, безусловно, прежде всего обозначает помещение. Но и феминитив от мент больше никак не образуешь – это вновь короткая основа с негативной коннотацией. Детективный сериал “Ментовка” и контексты неформальной речи: “Женщина ментовка – это диагноз”, “Прекрасная, но стыдливая ментовка травит людей” – подтверждают реальность этого значения.

Наконец, эльфийка, литературное и субкультурное, образовано не от эльф (было бы эльфка), а от прилагательного эльфийский – снова понадобилось удлинить -ка, и под рукой оказалось уже образованное ранее однокоренное слово с так называемой прокладкой -ий-, вставленной для удобства произношения.

• Когда-то – и почему бы не в этот момент – нужно задаться вопросом, почему же так унифицированы у нас правила образования феминитивов по месту жительства и так невероятно разнообразны – по профессии. Ну, ясно, не считая того, что исторически сложилось. И того, что абсолютное большинство названий по месту жительства находится в тени – свои и так понимают, что такое омичка, а чужим не обязательно. И даже если этим чужим будет смешно или непонятно, это их проблемы. А ещё? Еще – то, о чем мы уже говорили, но вскользь. Это – куда большее фонетическое разнообразие самих названий профессий, чем названий жителей. То есть под более разнообразные финали основ надо подбирать суффикс.

• Кроме того, обозначения женщин в связи с их деятельностью не обязаны образовываться от мужских коррелятов. И, как мы видели, они не так редко образуются напрямую от глаголов, в том числе с помощью суффиксов, образующих и названия орудий. Например, сиделка.

• И, совсем наконец, в 10-е годы XXI века возникает принципиально новое в русском языке явление: осознанное образование феминитивов, в основном с суффиксом -ка, от таких основ, от которых в русском языке уже существовали феминитивы с другими суффиксами.

В других славянских языках, в частности в польском, суффикс -ка используется для образования феминитивов куда шире, чем в русском, и та самая авторка, докторка, блогерка, бухгалтерка и т. п. фактически являются инославянизмами – полонизмами, болгаризмами и т. п. или новыми образованиями по инославянским словообразовательным моделям.

Собственно, именно эти единицы многие и считают феминитивами – зловредными, ужасными, пресловутыми, или, наоборот, зарей новой жизни. Мол, какой же лифтёрша феминитив? А также сотрудница или начальница. Это же обычные слова…

Связанные с новыми феминитивами коллизии – от скандалов и отторжения до причин, по которым такие феминитивы не образовывались в русском языке сами, – имеют прямое отношение к секретам словообразования, рождения слов. Об этом – в следующей главе.