и смыть плохие новости победой.

Поэтому он снова повел свои войска и, наконец, вошел в Беотию. Затем он столкнулся с союзниками спартанцев, стоявшими в Коронее и охранявшими проход к Фивам, что привело к неизбежной большой битве.

Но перед битвой Агесилай вызвал Ксенофонта, предводителя остатка знаменитых десяти тысяч наемников, отправившихся в Персию.

Провоевав пять лет за Спарту в Малой Азии, 35-летний афинянин был уже ветераном-стратегом. Он стоял перед Агесилаем, как высокий, прямостоящий кедр, излучая мужественность.

Агесилай с восхищением посмотрел на него и сказал: «Ксенофонт, друг мой. Перед нами собрались враги Спарты, и только победив их, мы сможем продвинуться к Фивам. Но… среди врагов есть подкрепление из Афин, некоторые из них могут быть твоими родственниками, друзьями и одноклассниками. Сражение с ними, несомненно, будет для тебя крайне болезненным… Увы, хотя мне и не хочется, я».

Выразив необычное сожаление, Агесилай с чувством сказал: «Я… позволю тебе увести свои войска или даже присоединиться к другой стороне. Тем не менее, я благодарен тебе за твою бескорыстную помощь Спарте в последние годы! И даже если мы с тобой станем врагами в следующей битве, я все равно считаю тебя одним из друзей».

Услышав это, Ксенофонт пришел в ярость: «Царь Спарты, ты сомневаешься в моей честности! Прежде чем вести наемников за тобой из Малой Азии, я уже сказал, что с тех пор, как афинская экклесия казнила моего учителя Сократа и заочно судила меня, я считаю Афины врагом! Кроме того, клянусь Зевсом, я согласен с политической идеей Спарты и готов сражаться за нее! Раз ты настаиваешь на том, чтобы я ушел отсюда, то я… я уйду». — С этими словами он без неохоты повернулся и собрался выйти из главной палатки.

«Ксенофонт, прости меня за грубость!». — Агесилай поспешил вперед, схватил его и извинился: «Я просто не хотел, чтобы ты и твои соотечественники сражались друг с другом. Однако теперь я понимаю, что у тебя есть большие убеждения, которые выходят далеко за рамки твоих чувств к материнскому государству, и за это я хотел бы извиниться!». — С этими словами он искренне поклонился Ксенофонту.

Ксенофонт вскочил, чтобы остановить его, и теперь гнев в его сердце утих.

«Друг мой, я решил назначить тебя командующим армией в центре для завтрашней битвы». — После этого Агесилай принял решение.

Хотя Ксенофонт был немного удивлен, он не отверг его и с радостью принял приказ, так как знал, что в последнее время в армии ходили слухи о нем. Поэтому он втайне поклялся, что в этой битве он предпримет практические действия, чтобы заткнуть рот тем, кто ставит его под сомнение!.

После того как Ксенофонт вышел из шатра, туда вошел Архидам, адъютант Агесилая, который также был его сыном. После этого он с удивлением узнал о решении отца: «Отец, ты действительно поставил афинянина командовать нашим центром?».

«Ну и что с того, что он афинянин?!». — Агесилай сказал громко, так, чтобы слышали стражники за пределами шатра: «Ксенофонт — мой верный друг! А я всегда доверял своим друзьям. Кроме того, Ксенофонт — очень талантливый человек, и он заслуживает моего доверия!».

В этот момент Агесилай кое-что вспомнил. Он вздохнул и сказал сыну: «Ты должен понимать, что Спарта уже упустила Давоса, который очень рекомендовал Хейрисоф. И теперь, союз городов-государств Теонии, который основал молодой человек, стал огромной проблемой для Дионисия всего за несколько коротких лет».

***

На следующий день в Коронее обе стороны встали в строй.

Агесилай возглавил основные силы спартанцев, сформировав левый фланг, и выступил против своего давнего врага, Аргоса. Ксенофонт возглавил остатки десяти тысяч наемников и других малоазийских наемников в центре, и враг, против которого он выступает, — его соотечественники-афиняне. На правом фланге — союзный спартанцам Фокис, их враг — Фивы, инициатор этой войны.

В авангарде фиванской армии Пелопидас и Эпаминондас, которым сейчас 26 лет, выстроились в линию как гоплиты.

«Почему еще не прозвучал рог? Мне не терпится вступить в бой!». — Нетерпеливо сказал Пелопидас.

Однако Эпаминондас ничего не ответил и лишь меланхолично смотрел вперед.

«О чем ты беспокоишься? Боишься, что мы не сможем победить?». — Сказал Пелопидас, который заметил что-то другое в своем друге.

«Я не беспокоюсь о них, так как они никогда не смогут сравниться с нами. Меня беспокоят аргосцы, смогут ли они отразить атаку спартанцев». —Ззабоченно произнес Эпаминондас.

«Об этом должен подумать полководец, а нам нужно только одно — победить фокийцев!». — Пелопидас направил копье вперед и сказал в приподнятом настроении.

Глава 370

Битва при Коронее закончилась тем, что Агесилай разбил аргосцев, фиванцы победили фокийцев, а наемники под предводительством Ксенофонта прорвались сквозь афинскую армию. Поскольку ситуация складывалась не в пользу антиспартанского альянса, он взял на себя инициативу отступления.

Но из-за слишком больших потерь, войска Агесилая не смогли преследовать их, в результате чего альянсу удалось без происшествий отступить в свой лагерь и продолжить оборону Коронеи.

Хотя Агесилай одержал победу, он все еще не мог пройти через Коронею, и с постоянным прибытием подкреплений другой стороны, антиспартанский альянс продолжал расти.

Понимая, что оставаться здесь больше нельзя, Агесилай вынужден был отказаться от своего плана нападения на фиванскую территорию. Он мог только отступать со своей армией на запад, наконец, достигнув Дельф, пересек Коринфский залив и присоединился к спартанской армии, сражавшейся в Коринфе.

***

Секлиан снова пришел в резиденцию Давоса, его уважительное отношение к Давосу осталось прежним даже после того, как он стал навархом Теонийского флота.

Давос попросил его прийти на этот раз не для того, чтобы поздравить его с повышением, а для того, чтобы обсудить более важные вопросы: «Секлиан. Последние два дня я тщательно обдумывал стратегию против Сиракузского флота, о которой ты мне рассказывал. Я думаю, что хотя у нас и есть шанс победить, риск слишком велик. Поэтому я придумал идею, которая значительно увеличит шансы нашего флота на победу».

«Что за это?». — Поспешно спросил Секлиан, не предпринимая никаких действий. Если бы это сказал кто-то другой, он бы подумал, что тот просто разыгрывает его. Однако как могли слова Давоса, которого солдаты превозносили как «чудотворца», не привлечь его внимания?

«Взгляни». — Давос протянул Секлиану рулон овечьей шкуры.

Секлиан быстро развернул его и взглянул, увидев рисунок триремы, однако в этом военном корабле было что-то другое. Кроме мачты в носовой части корабля, есть еще деревянный борт, лишь немного отличающийся от длины мачты, с низкими