Аркенти уложил мешок, закинул его на плечи и направился к воротам, выходящим к реке По. Мешок казался гораздо тяжелее, чем должен был быть с учетом содержимого, ему приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть. Он шел нерешительно, оглядываясь, но продолжая путь. Час спустя священник стоял у реки, мешок лежал на земле рядом с ним. Он смотрел в воду, на зеленые отблески и видел в них свое зыбкое отражение.

Перевернув мешок, он вытряхнул на землю бумаги. Свидетельства, полученные в Риме, все, что он собрал и записал по Фабрицио Камбьяти. Вокруг никого не было, только пара рыбаков далеко на другом берегу. Кремнем он высек искру, от нее занялся лист бумаги. Несколько секунд адвокат смотрел на слабое пламя, дул на него, пока огонь не разгорелся, затем подложил бумаги под кучу документов. Через пять минут перед ним плясал пятифутовый столб пламени, словно в жертву приносили самого Камбьяти.

Дым уплывал на восток.

Из дыма вышел Родольфо, постукивая скелетом за спиной.

— Что вы делаете, отец мой?

— Жгу бумаги по делу Камбьяти.

— А, хорошая идея. Они обременяли вас, тянули вниз. Лучше от них избавиться.

Аркенти хмыкнул.

Родольфо указал на город:

— Смотрите, бумажный пепел падает на волосы девушки. Словно она стареет у нас на глазах.

Обычным способом разглядеть это было невозможно, но Аркенти увидел ту же картину, что виделась Родольфо. Элеттра стояла у высокого окна, пепел от бумаг Камбьяти легко опускался ей на голову.

— Фалена, — произнес Аркенти.

Родольфо кивнул:

— Присядем. Я расскажу вам одну историю.

Родольфо мягко опустил руку на плечо священника, чтобы

заставить его сесть на землю. Он достал из заплечного мешка бутыль вина и передал Аркенти, тот сделал глоток и вернул ее. Родольфо жадно глотнул вина и вытер губы рукавом.

— Давным-давно, — начал он, — я нашел в библиотеке Камбьяти, в одной из множества книг по алхимии тайное заклинание, сложный напев на многих древних языках. Произнесенное с должной тщательностью, оно давало способность воскрешать. Можете не верить, но я смог оживить мертвого воробья. Я множество раз совершал это чудо. Конечно, Камбьяти я об этом не говорил. Он обладал столь прекрасной и чистой душой, что я не хотел обременять его такой великой властью. Как бы то ни было, терзаясь виной после убийства брата, я решил попытаться вернуть его к жизни. Но затем подумал: почему я этого хочу? Брат вечно жаловался на жизнь, он в самом деле не хотел жить, никогда! Зачем возвращать его назад, в высшей степени несчастного? Затем меня посетила блестящая идея. Я был в соборе, видел Священный Позвоночник Христа и задумал план столь невероятный, что не мог противиться его красоте и дерзости. Я выкраду все мощи Христа из церквей Италии и сложу Его, соберу Христа, как скрипку из пятидесяти восьми деталей, а потом воскрешу. Иисус снова будет жить! Для начала я бы выкрал Его позвоночник из Кремоны и кровь из Мантуи. Я влил бы кровь в позвоночник, а затем приложил бы бедра, голени, кисти и пальцы и другие кости из тысячи одной церкви в наших краях. Я путешествовал повсюду, говорил с сотнями священников и богословов, чтобы узнать, где мощи и как к ним добраться. И знаете, что я понял?

Аркенти покачал головой.

— Я понял, что создал бы Христа чудовищем. У него было бы девятнадцать пальцев, пять ног, тринадцать ступней, двенадцатифутовый позвоночник. Он возвышался бы на двадцать футов над землей, так много существует его мощей. — Родольфо засмеялся. — Это выдумки, отец мой. Вам нравится?

Аркенти знал, что это небылица, но что-то в ней, что-то в самом Родольфо одновременно привлекало и нервировало его.

Огонь затухал. Они допили вино, и Родольфо поднялся.

— Еще увидимся, друг. До встречи. — И он пошел вдоль реки.

Уго Мантуанский привозит скрипку

Арлекин прибыл в мантуанский замок ближе к вечеру. Следуя на лай мастифа, он нашел горбуна. Маленький человек сидел в кресле, глядя в окно на закрытый двор. Скрипка лежала на краю стола из темного дерева. Инструмент сверкал и, казалось, пульсировал, как живое существо.

— Готова?

— Да, болван, готова. — Уго повернулся и посмотрел на него. — Это шедевр, пойми, шедевр. Я не могу позволить тебе ее везти. Теперь она мне слишком дорога. Необходимо, чтобы я сам доставил ее Панталоне.

— Да, конечно. Но разве тебе не сложно выходить из замка Гонзага?

— С твоей помощью не сложно. Один я с трудом могу найти выход. Не спрашивай почему.

— Когда отправляемся?

— Утром. Я покажу твою комнату, можешь отдохнуть. Пришлю за тобой на рассвете.

Арлекин спал одетым в комнате узкой, как монастырская келья. Простой деревянный стол, большой шкаф с зеркалом и кровать с набитым соломой матрасом, проседающая как спина больной лошади. Прежде чем проснуться, он видел во сне, будто скачет верхом. Лошадь шла под ним, по небу плыли тучи, у ног вздымались волны. Но что его разбудило? Звук. Голос скрипки. Звук доносился из дальнего конца замка. Журчание, настойчивое и непреодолимое. Арлекин сел на кровати, свесил ноги, встал и открыл дверь. Он выскользнул в коридор, освещенный свечой в высоком подсвечнике, секунду постоял, прислушиваясь, а потом пошел туда, откуда доносилась музыка.

После бесчисленных неверных поворотов, тупиковых комнат, полных горгулий, суккубов, инкубов и толстых купидонов, похожих на туго набитые колбасы, он добрался до склепа, полного черепов и костей. Арлекин содрогнулся, но, невзирая на страх и отвращение, двинулся дальше, влекомый еле слышной музыкой. Наконец он подошел к двери, за которой открывалась череда из трех арок. Уго стоял под аркой в последней комнате, играя на скрипке. У ног его лежал мастиф и с упоением грыз толстую кость. Уго прекратил играть. Зажав смычок пальцами той же руки, в которой держал скрипку, он наклонился, чтобы погладить пса, затем потянулся и поцеловал животное в макушку. Мастиф, занятый костью, не обратил на него внимания. Уго выпрямился, тяжело вздохнул, переложил смычок в правую руку и снова начал играть.

Арлекин стоял завороженный. Темный поток музыки разливался по комнатам, густой, сочный звук, с запахом сокровенной плоти и шелковистой пудры. Он будил в актере недостойное желание разрушать. Что-нибудь, кого-нибудь, кого угодно. Приросший к месту, он заметил на стене за спиной мантуанца фреску. Арлекин узнал сцену. Подобие конца света — ворота ада разверзлись, город в огне, люди и животные совокупляются среди руин, скелеты преследуют рыдающих детей, мужчина несет в руках свою голову, десяток распятий, воин наматывает на шею кишки истязаемых. Звуки скрипки вдохнули в фреску жизнь единым надрывным стоном маниакальной энергии и темной силы: обжигающим, дьявольским ревом.