Честно отработавший свою тысячу рублей Алик уже давно скрылся из вида. А подруги все думали над тем, что он им рассказал. Ботинки, по словам Алика, были не только идеально сшиты, но и выглядели классно.

– Я бы и сам такую обувку напялить не отказался бы. Ничего старперского! А то иной раз отличную кожу на такую скучную модель пустят, что хотя и на ноге идеально сидит, а носить не захочешь.

– А эти ботинки как выглядели?

Алик задумался. А потом сообщил, что это было нечто сказочное. Изумительного темно-серого со стальным отливом цвета. Со стальными же набойками и деталями.

– Идеально подходили этому типу. И к его брюкам. И к плащу. Жаль, что лица я не разглядел. Уверен, что так одеться мог только человек незаурядной внешности.

Черт подери! Да где же его искать, этого незаурядного? Подруги прямо извелись, а на ум так ничего и не приходило.

Помог подругам, как ни странно, тот самый Ренат, который столь рьяно принялся ухаживать за Лесей. Даже строгий запрет его отца и матери на брак с русской или любой другой девушкой, но не татаркой по происхождению, не остановил пылкого влюбленного. Ренат буквально осаждал Лесю своими звонками и эсэмэсками. Вот и сегодня он начал звонить ей с самого утра, умоляя о встрече.

– И ты пойдешь?

– Вообще-то хочется.

– А как же его родители? Он решил эту проблему?

– Нет. Но решает.

– Ну-ну, – хмыкнула Кира. – Пусть попытается.

– А ты считаешь, что у него ничего не выйдет?

– Если его родители – это те люди, которые были на свадьбе, то нет.

– Почему?

– Потому что, как это ни глупо звучит, в их клане не принято выходить замуж или жениться на других, не татарах.

– А Тимур? Он ведь женился на Оленьке.

– Не забывай, что Тимур не чистокровный татарин. Он полукровка. То есть в глазах татарских патриархов ценности как родовой производитель он уже не представляет. Вот ему и разрешили жениться на нашей русской Оленьке. Бросовая ветвь!

– Слушай, но это же форменный национализм!

– А ты попробуй скажи им об этом. Интересно будет послушать, что они тебе на это скажут.

Леся только вздохнула. Вот нас обвиняют в национализме все, кому не лень. Но если вдуматься, разве не национализм то, что делают маленькие народы, проживающие на территории России?

Стремясь, как они говорят, сохранить чистоту крови своей нации, ее обычая и нравы, они зачастую женятся только на своих. И выходят замуж тоже только за своих. Любишь не любишь – не столь важно. Лишь бы твой избранник был одной с тобой крови.

И что это такое? Глупость? Эгоизм? Или кое-что похуже? Почему эти люди считают, что русская или любая другая кровь хуже той, что течет в их собственных жилах? И разве кровь у всех людей не одного цвета – красного?

Однако Ренат, когда Леся высказала ему все эти мысли, лишь возмутился:

– Отец и мать хотят для меня самого лучшего! Они уверены, что только татарская жена, которая будет соблюдать все наши законы и следовать нашим обычаям, станет мне хорошей спутницей в жизни.

– А ты сам? Что ты думаешь по этому поводу?

– Я думаю, что если какая-нибудь девушка полюбит меня, то ради меня она с радостью станет кем угодно... даже татаркой.

У Леси от такой логики начисто пропал аппетит. И до конца ужина она так и просидела над своим салатом с самыми настоящими кальмарами. Ренат привел ее сегодня в рыбный ресторан. Все тут было оформлено в морском стиле. На стенах мозаикой были выложены осьминоги, рыбы с необычными хвостами, морские растения и даже русалки. Ножки столов напоминали форму морских коньков. А пепельницы на столах – диковинные ракушки. Тарелки тоже имели форму больших плоских раковин, а лампа на потолке выглядела словно морская звезда.

– Страшновато, – призналась Леся, которая сидела как раз под лампой, и весь вечер ее не оставляло ощущение, что сейчас она отлепится от потолка и свалится прямо ей на голову.

– Тебе тут не нравится?

– Очень нравится. Мне с тобой везде нравится. Вот только...

– Что только?

– Мне не дает покоя эта история с убийством твоей тетки.

– Альбины?

Аппетит у Рената был отменный. И пока Леся чахла над своим салатом, он уже умял и салат, и уху с осетриной, прикончил горячее. Вот и имя покойной тетки он тоже произнес, дожевывая кусок рыбы.

– Завтра ее хоронят, – заметил он, отодвигая в сторону пустую тарелку.

Ренат теперь ждал десерта. Леся тоже заинтересовалась. Что могут подать в рыбном ресторане на десерт? Икру? Моллюсков? Оказалось, что это были обычные пирожные, но выполненные в форме различных ракушек.

– Миленько, – похвалила пирожные Леся.

– Скушай хотя бы штучку.

– Не хочу. Нет аппетита. Как ты думаешь, кто мог ее убить?

– Понятия не имею. Менты надеются, что он придет завтра на похороны.

– Убийца Альбины? Они устроят на него засаду?

– Ну... Вроде того. Только учти, это великая тайна. И я тебе ничего не говорил.

– Не беспокойся, – заверила его Леся. – Я буду нема, как... как рыба!

Остаток вечера они провели, обсуждая странное поведение Альбины на банкете, на котором и познакомились.

– Понимаешь, в деле все время появляется некий высокий, нарядно одетый, седоволосый мужчина, – посетовала Ренату порядком пьяненькая Леся. – Он вертелся возле ресторана, где был юбилей. Его видели возле дома Альбины. Он приходил к ее тайному воздыхателю... Ну, к тому, помнишь, которого твоя тетка Альбина заперла в холодильной камере?

– Помню! Как такое забудешь?

– Вот! И мне кажется, что этот человек был именно тем, кто принес Альбине отравленное угощение и накормил ее ядом.

– Но следователь уверен, что это Оленька подсунула свекрови дьявольские яблочки.

– Следователь – дурак! – заявила Леся, которая к этому времени махнула уже пять экзотических коктейлей с неизменными морскими ракушками в качестве декора. – Оленька не стала бы тащить свекрови зеленые яблоки. Она прекрасно знала, что Альбина их ненавидит!

– Кстати, да! Я об этом как-то не подумал.

– И песочное печенье – это я тоже никак не пойму, откуда оно взялось. И белое вино.

– Никогда не видел, чтобы Альбина пила белое вино, – подтвердил Ренат. – Она предпочитала красное. И вообще, старалась не пить. Берегла себя.

– Только не убереглась.

– Теперь Тимке достанутся все деньги матери.

– А у нее их много?

– Очень даже. А в последнее время стало еще больше.

– Да? Серьезно?