Огромные чёрные парни заботливо усадили нас в машину и повезли на станцию, подробно объясняя наш маршрут и, предостерегая, чтобы мы не перепутали электрички. Наш главный провожатый, который и привёл нас в клуб, отправился с нами на станцию, чтобы купить нам нужные билеты. Парень показал нам нашу платформу и перед уходом предложил мне записать его телефон. Я записывала его номер и спрашивала себя: «Зачем эта игра, если мы все знаем, что никогда не созвонимся?!».

На перроне Оля подошла к импозантному японцу.

— Извините, мы едем в Кавасаки. На какой станции мы должны сделать пересадку? — едва она сказала это, как вдруг обеими руками зажала себе рот и с испугом и мольбой глядя на этого человека, на месте затопала ногами. Японец в ужасе округлил глаза:

— Что?! Тошнит?

Он махом схватил Ольгу под руки и поволок в мужской туалет, который на счастье оказался совсем рядом.

Когда они выходили из туалета, мужчина осторожно вытирал ей лицо мокрым бумажным полотенцем и с тревогой заглядывал ей в глаза вовсе без разочарования или отвращения, а даже с трогательной заботливой симпатией:

— Ну как? — спрашивал он, — Полегче?

Оля держала его под руку, как старого друга, и безмолвно отвечала глазами, что полегче. Он внимательно посмотрел в её покрасневшие глаза и, откинув чуб, вздохнул и по-отечески важно покачал головой. Гордый и довольный собой, как доктор, спасший больного от верной гибели, он казался немножко наивным и милым.

— Много вы пили? — спросил он меня.

— Да, очень много, очень, — сказала я, — Спасибо вам за всё.

— Я вас не оставлю. Садитесь рядом, — сказал он, когда мы вошли в электричку.

На какой-то из станций он взял нас, как ветошь, под руки и перетащил из одной электрички в другую. И снова мы ехали и изредка, со страшным усилием воли продирая глаза, я видела, как Оля спит на плече этого человека и оглушительно храпит на весь вагон. Люди вокруг смущённо прятали глаза.

— Э-эй, пора прощаться, — сказал мужчина.

— Правда? Вы уже уходите? — Ольга скуксилась, будто собиралась всплакнуть, — Ну до свидания!

— Нет, нет! Вы выходите, а я еду дальше! — сказал он.

— А, вот как? Спасибо вам, добрый человек, — мы полезли целовать и обнимать его на прощанье, но он взял нас за руки и вывел на перрон, чтобы не дать нам проехать нашу станцию.

Я возилась у дверей, искала ключ. Ворочать языком стоило невероятных усилий, и мы общались на каком-то полунемом языке:

— Где? — спросила я, имея ввиду ключ.

— А кто? — уточнила Ольга, имея ввиду «кто закрывал дверь?».

— Ты, — ответила я.

— А куда? — никак не могла она понять, и стала шарить в своей сумке.

Нас долго рвало, и мы с трудом успевали делить унитаз. Пока, наконец, не доползли до своих кроватей и провалились в пьяный глубокий сон.

Нас разбудил телефонный звонок Куи:

— Спускайтесь в машину. Я у дома.

Мы проснулись больные, разбитые и опустошённые.

— О-ой, Куя, не можем, возьмите с нас пенальти за пропущенный день, — простонала я капризно.

— Что? Похмелье? — догадался он.

— Да, о-ой, как плохо, мы не можем…

— Сможете, я скоро приду, — сказал он.

Через пятнадцать минут он позвонил в дверь, и мы с Ольгой, постанывая и покрякивая, выползли к нему на четвереньках. У нас не было сил перемещаться иначе.

— Фу, — сморщился Куя, когда увидел нас четвероногими, — Я ездил в аптеку.

Он достал два небольших бутылька с тёмной жидкостью и с важностью доктора сказал:

— Дзембу нонде, — и вручил нам лекарство.

— Ольга, — сказала я, тяжело дыша, — Что такое «Дзембу»? Не знаешь?

— Ну, что тут непонятного? Он сказал: «Пейте «Дзембу». Это название этого лекарства, — сказала Оля, неизменно верная своей безапелляционности.

Мы выпили лекарство, которое пахло валерьянкой и мятой. Сказочный эликсир почти сразу начал оказывать свой чудодейственный эффект.

— Дайджёубу? Генки ни натта? — спросил Куя, когда увидел, как мы приободрились.

— Со, со! — благодарно воскликнула я, — Куя, доко дэ коно «Дзембу» о катта?

Выходило, что я спрашивала: «Где ты купил это полностью?».

Взгляд Куи выражал серьёзную тревогу за моё умственное здоровье. Он приложил руку к моему лбу и сказал ласково:

— Ничего, ничего! Сейчас будет легче.

— Ольга, давай «Дзембочку» купим с собой в Россию, — сказала я, — Пригодится.

В клубе мне навстречу выскочила Шейла и сказала радостно:

— Катя! Я вчера видела тебя в Токио!

Я усмехнулась:

— Шейла, ты знаешь, сколько людей живёт в Токио? Как ты могла меня видеть?

— Я сама удивилась, — сказала Шейла, пожав плечами, — Я ехала в машине со своим любовником. А ты бежала по дороге и заглядывала в машины. Я была в шоке. Э-э?! Кто это? Катя?! Смотрю, и точно. Это Катя! Бежит себе прямо среди машин.

XXXII

— Эйчан, прости меня, прости-и, — канючила я.

Он молчал, только сопел в трубку.

— Эйчирочка, слышишь меня? — я объясняла ему роль суффикса «чка» в русской грамматике, он понимал его смысл, — Эйчирочка…

В ответ послышались гудки. Ольга тоже тщетно пыталась дозвониться до Джорджа.

Я пошла в «Мусащи», где вероятнее всего можно было найти Эйчиро. Он сидел за стойкой сгорбившись и уныло ковырял палочками в тарелке.

— Эйчан! — шёпотом позвала я в приоткрытую дверь.

Он вздрогнул и, когда мы встретились взглядами, на лице его появилось выражение растерянности и страдания. Но в ту же секунду он стал презрительно-надменным. Нервно зевнув, он сказал что-то соседу за стойкой, и неестественно расхохотался, запрокинув голову. Потом вдруг снова посерьёзнел и посмотрел на меня откровенно и пристально. Я позвала его жестом. Он, не торопясь, поднялся и вышел ко мне.

— Ну что? — бросил небрежно и засунул руки в карманы.

Он возил башмаком по асфальту. Смотрел вниз. Поднял на меня смущённый взгляд, и было видно, как обида его тает: