Джерри заметил, как пристально Аня изучает его монашеское одеяние, и отвлёкся, чтобы сделать две записки. Сложил листки в несколько раз и с игривой улыбкой перебросил первый из них через комнату. Аня с готовностью поймала записку, а прочитав, посмотрела на Джерри с таким восторгом, что теперь он не сомневался в верности своей догадки. Вторую записку пока приберёг. В ней был совет, для которого ещё не пришло время.

– Значит, отец спрятал здесь что-то, и вы даже не знаете, что именно. – Максима их игра с записками не заинтересовала.

– Всё верно.

– И почему вы не оставили это в тайнике?

– Решил, что так будет надёжнее. Видишь ли, когда Сергей приезжал ко мне в последний раз…

– Когда это было?

– Семь лет назад. И я тогда почти круглый год жил у святилища, а теперь бóльшую часть времени провожу в Канди – занимаюсь переводами…

– То есть я мог вас не застать?

– Другие монахи знают, что за тайником должны прийти. Я был вынужден сказать им. И они видели фотографию твоей мамы. А сумку Сергея я забрал к себе, чтобы не рисковать. Он дорожил тем, что в ней лежит.

Кажется, такое объяснение удовлетворило Максима. Он задал ещё несколько вопросов, потом замолчал, погрузившись в размышления. Если Максим и утратил подозрительность, то лишь от глубочайшей усталости. Договорились вместе отправиться в Канди. Джерри сказал, что передаст ему сумку Шустова-старшего, но для начала завершит свои дела здесь, в горах:

– Завтра вечером я спущусь в Далхуси, а послезавтра утром мы уедем на автобусе.

– А как же Шрипада? Как же святилище? – обеспокоенно спросила Аня. Милая девочка. В её голосе была искренняя забота.

– Всё в порядке. Меня подменит другой монах. А вам лучше переодеться в сухое. У меня есть кое-что из вещей.

– Нет, – твёрдо ответил Максим и встал с кровати.

Аня растерянно посмотрела на Джерри, и он бросил ей последний заготовленный листок. На этот раз Аня заставила Максима прочитать записку. «Твой друг напрасно отказывается. Вам будет зябко». Джерри был доволен произведённым эффектом. Его любимая игра. Сергея она тоже забавляла.

Максим раздражённо передёрнул плечами и отправился к выходу. Аня помедлила, но в итоге тоже отказалась переодеваться. Извиняясь, сказала, что им нужно торопиться к её брату.

Джерри вышел их проводить, а под конец успел шепнуть Максиму, что среди прочего тут есть вещи его отца:

– Они будут тебе впору.

Максим замер. Долгую секунду не шевелился, а потом, не оборачиваясь, пошёл вниз по лестнице. Бедный мальчик, ему в самом деле было тяжело. Какую бы игру ни затеял Шустов, не стоило вовлекать сына.

Джерри ещё долго стоял на бетонной дорожке. Смотрел, как Аня и Максим спускаются в туман, как постепенно размываются их тёмные силуэты. Жалел, что не мог сказать им всего. Знал, что так будет лучше для них самих.

– Ом амидэва хрих, – нараспев бормотал Джерри. Когда-то обучил этой мантре Сергея. И просил читать её в предчувствии смерти – в надежде, что Будда Амитáбха поможет ему переродиться в Чистых Землях, ведь Земли этого Будды Безграничного Света единственные из всех Чистых Земель доступны даже тем, кто не упорствовал в практике и совершал негативные деяния.

Прошло не меньше получаса, прежде чем Джерри вернулся в комнату. Ему предстояло обойти монастырские дома и подготовить отъезд. Это займёт немало времени. Уезжать раньше срока всегда сложно. К тому же нужно было надеяться, что кто-то из других смотрителей быстро откликнется на его призыв.

Несмотря на все трудности, в четверг утром Джерри, как и обещал, привёл Максима и его друзей к девятичасовому автобусу, идущему в Хэттон. Познакомился с угрюмым и таким бледным, болезненным Димой. С сожалением увидел, как тот глубоко припадает на левую ногу. Максим и Аня, напротив, выглядели посвежевшими. Аня даже успела разукрасить гипс новыми узорами – взамен тех, что расплылись от горной влаги, – только жаловалась, что после пика Адама гипс держался на руке не так основательно.

Выехали по графику. Проржавевший полупустой автобус лихо выкручивал по горному серпантину. Притормаживая в селениях, визжал и скрипел – никогда не останавливался полностью, позволял пассажирам выскакивать и заскакивать на ходу. Дверь его всю дорогу была открыта, и Максиму, кажется, нравилось стоять на нижней ступеньке, глядя, как под ним на резких поворотах расстилаются чайные склоны гор.

В Хэттоне сделали пересадку, а к половине четвёртого добрались до Канди и ненадолго распрощались. Джерри жил на Коломбо-стрит, в нескольких кварталах от озера Канди, в двухкомнатной квартире с двумя другими монахами, один из которых сейчас отправился в паломничество в Сарнатх, а второй утром отправился подменить Джерри на пике Адама. В квартире всем хватило бы места, однако выяснилось, что Аня ещё в Далхуси по интернету забронировала номер в отеле. Джерри не спорил. Пообещал Максиму, что при первой возможности занесёт ему сумку Шустова. Максим явно терзался подозрениями, однако в последний момент смирился с собственным доверием.

Джерри посадил ребят в такси и отправился домой пешком. Он всегда так делал. Любил после гор прогуляться по набережной озера, вырытого более двух веков назад у стен храма, в котором ланкийцы до сих пор хранили зуб Будды: чёрный, полусгнивший, крючковатый и всё же благостный.

Озеро, около километра в длину и чуть больше двухсот метров в наиболее широкой части, жило собственной дикой жизнью. На стволе опрокинутого в воду агатиса почивал толстый, вечно линявший варан, а подле него по облысевшим веткам суетились черепахи, ворóны. На других деревьях, да и по всему берегу, стояли чёрные взъерошенные бакланы. Здесь же разгуливали белые цапли с очаровательным жёлтым хохолком и не менее очаровательные в своей грузности пеликаны. Молодожёны любили фотографироваться на их фоне и на фоне обезьян, безмятежно сидевших на камнях. Не меньше живности плавало и ныряло в самих водах, а по центру озера крохотный сад-островок круглый год привлекал невообразимое соцветие разнообразных птиц и крохотных, едва обживающихся в новом для них мире варанчиков. И всю эту богатую озёрную безмятежность окружала тесная петля грохочущей дороги.

Узкая полоска берега, едва защищённого вековыми деревьями, была безнадёжно отравлена выхлопными газами, покрыта несмываемой чёрной пылью. И Джерри по-своему нравился этот контраст. Он казался ему символичным. Так колесо сансары подступает к границам истинной дхармы, отравляет её шумом ржавых подвесок, клаксонов и надрывной музыки из дребезжащих колонок.

Дома Джерри, как и обещал Максиму, первым делом достал сумку Шустова. Она все эти годы лежала в стенке за алтарём. Гунгарбаá – навесной застеклённый алтарь, божница с выдвижными полочками для благовоний – была единственным украшением в комнате, заваленной книгами и стопками священных текстов, которые читал или переводил Джерри. Божницу по заказу Сергея сделал какой-то московский столяр. Подарок в благодарность за наставления в санскрите. Джерри долгое время не решался наделять её Телом, Речью и Духом Будды, потому что гунгарбаа таила в себе стенку с двойным дном – непозволительная мирская вольность. Казалось невероятным, что наравне с освящёнными тханками и сутрами Джерри станет хранить в алтаре какие бы то ни было секреты. А потом это противоречие показалось ему по-своему очаровательным. Первым и единственным секретом стала именно сумка Сергея.