Мазур вышел следом за ним. Покосился на Лаврика – лицо у того стало собранным, жестким, даже хищным. Это было давно знакомо – Лаврик-На-Тропе-Войны. Но не было никаких сомнений, что в дом к Фаине он войдет совершенно другим, с милой улыбкой, хоть ангела на икону с него пиши…

Лаврик шагал неторопливо, мурлыча под нос:

– Аванти пополо, де ля рискосса!

бандьера росса, бандьера росса!*

* Итальянский вариант песни «Красное знамя» – неофициального гимна антифранкистских сил во время гражданской войны в Испании 1936–1939 гг. Прим. автора.

Постучался, и они, услышав позволение войти, вошли. Хозяйственная тетя Фая появилась из кухни, вытирая руки о фартук, спросила со своей всегдашней обаятельной улыбкой:

– Ребята, не за вином ли? Мне не жалко, но рано еще совсем… Отпуск отпуском, а все равно…

– Да нет, – сказал Лаврик, как и ожидал Мазур, улыбаясь не менее обаятельным образом. – Мне бы позвонить…

– Конечно, Костенька. Ты ж знаешь, где телефон…

Лаврик вошел в гостиную, снял трубку, накрутил номер, показавшийся Мазуру короче обычного городского:

– Я это. Ну как? Совсем? Ладушки…

Положил трубку и, уставясь на тетю Фаю уже не так обаятельно, сказал с расстановкой:

– Ребус какой-то получается, тетя Фая. Вы сейчас Вере говорили, что ее загулявший муженек звонил… Только как такое могло быть, если сегодня ни вам никто не звонил, ни вы – никому?

Ее улыбка стала самую чуточку тусклее:

– А с чего ты это взял, Костенька?

Лаврик безмятежно сказал:

– Да с того примитивного факта, синьорина Фиона, что ваш телефон третий день на подслушке.

Он достал удостоверение, сначала подержал, чтобы она успела все прочитать, потом раскрыл и тоже подержал в таком виде достаточно долго.

Послал Мазуру выразительный взгляд, и тот проделал те же манипуляции со своей красной книжечкой. Лаврик сказал доверительно:

– По правде говоря, синьорина Фиона, у нас и другие удостоверения есть, потяжелее, но мы только эти взяли, чтобы лишний раз народ не пугать. Тихо тут, благостно… Ну что, сядем рядком и поговорим ладком?

Он первым уселся в кресло, кивнул Мазуру на другое. Тетя Фая так и стояла посреди гостиной. Ее лицо не исказилось никакими такими гримасами, какие любят описывать авторы скверных детективов – всего-навсего улыбка исчезла с лица, в глазах появилось что-то новое, жесткое. Мазур присмотрелся к ней внимательно: она выглядела моложе своих лет, ничуть не расплылась, в темных некрашеных волосах ни единой седой ниточки. Вполне привлекательная, хорошо сохранившаяся в свои пятьдесят шесть женщина, если бы надумала вдруг выйти замуж за кого-то близкого возрастом, то явно не для того, чтобы разговоры разговаривать. А уж в двадцать два – он прекрасно помнил фотографию из личного дела – и вовсе была красотка.

– Костя… – начала она.

Лаврик бесцеремонно прервал:

– Милая вы наша Фаина-Фиона, помолчите пока, идет? Возмущаться что-то не пытаетесь, права не качаете… Это понятно. Хотите знать, что мне известно. Да ради Бога… – он открыл свою тощую папочку, извлек оттуда несколько фотокопий документов большого формата с подколотым к каждому скрепочной машинописным листом русского перевода, показал ей: – По-моему, достаточно мне известно, а? Тут и личное дело, и подписка, и заявление с просьбой принять в партию… ну, конечно, не в ВКП(6), а в ту, что называлась Партито Национале Фашиста*. Может и приняли бы, но тут из Крыма и немцам, и вашим хозяевам драпать пришлось. Вы посидите пока, помолчите, спешить нам некуда. Мой напарник вашу историю знает в самых общих чертах – бумаги только что подошли, прочитать не успел, так что я уж ему изложу кратенько, чьим он гостеприимством пользовался и чье винцо попивал.

* Национальная фашистская партия – официальное название фашистской партии Муссолини. Прим. автора.

Подчеркнуто не обращая на нее больше внимания, он повернулся к Мазуру.

– Хозяюшка наша – человек интересной судьбы. Родилась в двадцатом, в Неаполе, при крещении получила имя Фиона, а фамилию носила родительскую: Дзанатти. До пяти лет Фионой Дзанатти и прожила. А потом… Папа у нее был коммунист, настоящий, правильный. В двадцать пятом стало известно, что его арестуют в скором времени – и местная ячейка успела ему с семейством устроить выезд в СССР. Здесь всем троим, как тогда водилось, имена-фамилии поменяли на русские. И в школу она пошла уже как Фаина Домбазова. Русский выучила хорошо – ну, пять лет, многое усваивается влет, вокруг только на русском и говорят. Правда, папа постарался, чтобы она не забывала и итальянский – он же рассчитывал когда-нибудь в Италию вернуться. А был он неплохой инженер. И в двадцать девятом, когда началась индустриализация, его направили в Донбасс. Так наша Фаечка и росла – пионерка, комсомолка, отличница. После школы закончила техникум – техникумы тогда были солидные, с четырехлетним обучением. Выучилась на техника-метеоролога. Распределили в Крым. Там она в оккупацию и попала… родители, кстати, погибли при бомбежке. Хорошие были люди, настоящие коммунисты, в кого только доченька удалась… Сказать что-то хотите?

– Костенька, только монстра из меня не делай, – сказала тетя Фая с тем же прописавшимся в глазах колючим холодком. – Я не у немцев служила, в полицаях не состояла, советских людей гестапо не выдавала. Просто… Нужно же было как-то выживать. И есть что-то нужно было, и в Германию на работы не угодить…

Лаврик упорно смотрел только на Мазура:

– Ну вот… А метрика и еще парочка итальянских документов у нашей героини сохранились. Она и пошла к итальянцам. В бумагах об этом ни слова… но она им явно что-то наплела – к дочке коммунистов отношение с самого начала было бы настороженное… Что, интересно?

– Что отец был инженером и политикой абсолютно не интересовался – в Советский Союз приехал исключительно на заработки, как многие иностранцы тогда, – сказала тетя Фая отрешенно. – Что в тридцать седьмом отца с матерью расстреляли, а я каким-то чудом осталась на свободе – но в институт, как дочь врагов народа, не приняли, едва удалось поступить в этот техникум… Они меня мурыжили недели две – видимо, посылали запрос в Италию. Потом вызвали и взяли на работу. Уже как Фиону Дзанатти, документ на это имя выдали, обещали итальянское гражданство, но так и не дали…

– Видишь, Кирилл, как просто? – усмехнулся Лаврик. – Взяли на работу.

– А что здесь сложного? – спросила тетя Фая с проступившей чуть-чуть ноткой агрессивности. – Я на метеостанции работала.

– В Самыш-Буруне?

– Ну да. Что тут скрывать? Метеостанция дело мирное.

– В мирное время, – сказал Лаврик. – Но не в военное. Данные с вашей метеостанции шли и немцам, но в основном станция обслуживала «подразделение 27». Не напомните, что это такое? Запамятовали… Кирилл, «подразделение 27» – это флотилия торпедных катеров, которые в Черном море действовали активнейшим образом. Так что это уже называется чуточку иначе – не «техник-метеоролог», а «вольнонаемная служащая итальянского военно-морского флота». Имеющая кое-какое отношение к военным преступлениям.