той либеральной группы русской буржуазии, которые первые в России попытались организовать представительство рабочих“. Когда в ответ послышались недоуменные вопросы, он указал, что А. И. Коновалов организовал Рабочую группу при Центральном военно-промышленном комитете, а М. И. Терещенко сделал то же в Киеве»690, — так вспоминал А. Шляпников.

«Напротив, при представлении Гучкова, которого к тому времени снова уломали, дело не ограничилось аплодисментами, а не обошлось без неприятностей, на что, впрочем, рассчитывал и сам Милюков.

— Я назову вам имя, — продолжал он, — которое вызовет здесь возражения. А. И. Гучков был моим политическим врагом в течение всей жизни Государственной думы (крики: «Другом!»). Но теперь мы политические друзья. Я — старый профессор, привыкший читать лекции, а Гучков — человек действия. И сейчас, когда я в зале говорю с вами, Гучков на улицах столицы организует нашу победу. Чтобы сказали бы вы, если бы вместо того, чтобы вчера ночью расставлять войска на вокзалах, к которым ожидается прибытие враждебных перевороту войск, Гучков принял участие в наших политических прениях…»691

«О поездке Гучкова и Шульгина Исполнительный Комитет узнал только на следующий день, и как она была организована с технической стороны, я не знаю»692, — опять недоумевал Н. Суханов, подтверждая тем самым, что он сам толком не понимал всей сути происходящего, а Гучков вовсе не собирался считаться с Советом. Он отбывал из Петербурга в полной уверенности, что его позиции в Совете прочны, а влияние на его лидеров незыблемо.

Отбыв около 15 часов, с учетом расстояния поезд должен был прибыть в Псков около 19–20 часов, но прибыл он гораздо позже, около 22 часов. Гучков психологически верно полагал, что переговоры надо вести ночью. По дороге поезд иногда останавливался, и Гучков… выступал с речами с площадки вагона к собравшимся693.

Видимо, еще в дороге А. И. Гучков проигрывал в голове предстоявший разговор с Николаем II. Конечно же, такой важнейший исторический момент как отречение, он не мог отдать другому: ни М. Родзянко, ни кому бы то ни было. Много лет он об этом думал, мечтал, работал и организовывал. И вот направился для последнего акта пьесы. Надо сказать, что с психологической точки зрения А. И. Гучков выбрал довольно грамотную тактику. Он ехал только с В. Шульгиным, убежденным монархистом, при минимальной охране из пяти рабочих. Как бы сразу показывая, что в данный момент от них нет угрозы, наоборот, они попадают под власть Николая II.

Гучков приезжает не с угрозой, а с объяснением ситуации. Не как победитель к побежденному, а как чуть ли не последний защитник династии. Даже внешний вид был продуман соответствующий — в помятых сюртуках, небритые, в несвежих сорочках, как бы показывая, что им даже некогда было привести себя в порядок, столь серьезна ситуация694.

Да и сам разговор с Николаем II был выстроен очень грамотно. Шульгин воспоминал: «Я боялся, что Гучков скажет царю что-нибудь злое, безжалостное. Но этого не случилось. Гучков говорил довольно долго, гладко, даже стройно в расположении частей своей речи. Он совершенно не коснулся прошлого. Он изложил современное положение, стараясь выяснить, до какой бездны мы дошли»695. Речь у Гучкова была спокойной, даже сбивчивой, потупив зачастую глаза, он объяснял ситуацию. В стране революция, армия переходит на сторону революции, объясняет, что Николай II остался один и помощи ждать неоткуда, что даже Гвардейский экипаж и тот ушел от него. Семья осталась без охраны, и всякое может случиться (знал же, на что давить). И если теперь же власть не передать умеренным политическим, таким как он, то будет только хуже для всех и для династии, так как власть захватят крайние революционные элементы.

«…Всякая борьба для вас бесполезна… Видите, вы ни на что рассчитывать не можете». Рассказал о Таврическом дворце, делегации накануне вечером. Пришли представители «конвоя, представители сводного гвардейского полка, железнодорожного полка, несущего охрану поездов и ветки, и представители царскосельской дворцовой полиции. Все они заявили, что всецело присоединяются к новой власти…»696

Такой вот спаситель. Через пару часов переговоров и размышлений все было кончено. Николай II подписал Манифест об отречении за себя и за сына, передав престол брату Михаилу.697 Тут же Николай II подписал ряд указов, поставив более раннее время, назначив Верховным Главнокомандующим великого князя Николая Николаевича, а председателем Совета Министров князя Львова. Гучков и Шульгин направились в Петроград. И без всякого сомнения это, конечно же, был звездный час, пик политической деятельности Гучкова. Он своего добился, Николай II отрекся от престола. Именно он, а никто другой, принял отречение!

Интересен тот факт, в каком психологически подавленном состоянии находилось окружение государя. Еще накануне прибытия к императору Гучкова и Шульгина никому не пришло в голову выяснить круг их полномочий. Вот как это описал тот же А. Мордвинов: «Впрочем, о полномочиях этих «депутатов» (Гучков, кажется, даже не был членом Думы, а лишь членом Государственного совета, который тогда бездействовал и не мог никого уполномочивать) никто в Пскове и не спрашивал!

Достаточно было кому-то передать из Петрограда в штаб Северного фронта, что едут в Псков какие-то «думские посланцы», как в их «важную» и «миссию», и их «полномочия» сейчас же уверовали.

Так бывало, положим, в мятущееся время и во всякой другой стране, но у нас надо было бы помнить, что наш народ, во всяком случае, не дал бы никому, даже «своей» Думе, своих полномочий на переговоры об отказе царя от трона.

Конечно, это была обязанность графа Фредерикса потребовать от «депутатов», чтобы они показали предварительно свои «верительные грамоты», но он был убежден, что сами депутаты вручат лично Его Величеству их доверительные документы»698.

Что же касается графа Фредерикса, почему он так себя вяло вел, не лишне будет отметить, что и с ним произошла внешне как будто бы случайная ситуация. Во время погромов в Петрограде, как ни странно, из крупных чиновников пострадал именно он. Разгромлен был накануне поездки Гучкова и Шульгина именно его дом.

Масла в огонь подлил и сам А. Гучков, по приезде он тут же «обрадовал» графа. По воспоминаниям А. Мордвинова, дело было так: «…мы уже стояли на площадке вагона-столовой, а Гучков и Шульгин уже нервно снимали свои шубы. Их сейчас же провел скороход в салон, где назначен был прием и где находился уже граф Фредерикс.

Бедный старик, волнуясь за свою семью, спросил, здороваясь, у Гучкова: «Что делается в Петрограде?» — и тот «успокоил» его жестоким образом:

— В Петрограде стало спокойнее, граф, но ваш дом на Почтамтской совершенно разгромлен, а что сталось с вашей семьей — неизвестно»699.

Надо ли говорить, что после такого психологического удара один из ближайших советников Николая II просто был выведен из строя.

«В 6 с половиной утра из Пскова прибыл под красными флагами экстренный поезд с гласным Государственной думы