– Постирать надо, – вынесла она вердикт, – там пятна какие-то и грязь.

– Надо, – согласился Егор и вышел во двор. Пашка терся у калитки, смотрел в щелку на догоравший соседский дом. Егор остановился рядом, подпрыгнул и повис на заборе.

– Что там? – изнывал от любопытства Пашка. – Горит?

– Уже нет. – Егор спрыгнул на траву и спросил, не глядя на подростка: – Паш, те машины, в вашем поселке… Их сколько было? И какого цвета? Или ты не помнишь?

– Помню, – быстро ответил Пашка, – я их хорошо рассмотрел. Две штуки, черная и зеленая. А что?

– Ничего, – Егор оттащил мальчишку от калитки, подтолкнул в спину, – в дом иди, не на что тут смотреть.

Сам постоял еще немного, посмотрел критически на засов, на старые, в щелях и трещинах доски, на стены дома и пошел к сараю. Все необходимое лежало на длинном ящике у входа – остатки утеплителя и обрезки сайдинга. Егор вынес их во двор, положил у забора, дождался, пока Женька притащит лестницу, и полез наверх.

– Это зачем? – крикнула взволнованная Дашка.

– Чтобы теплее было. Зима скоро, – ответил Егор.

Объяснение было принято, девчонки потеряли к происходящему интерес, и скоро оба окна исчезли, слились с общим фоном стены дома. Егор полюбовался делом своих рук, вернулся на землю. Постоял, привалившись спиной к забору, и потащил лестницу на место. Поставил ее к стене, закрыл дверь и шагнул к заветной, заваленной тряпьем полке.

– Что тут у нас, – Егор вытащил «мухобойку», выдернул магазин и быстренько затолкал все обратно в тряпки. За спиной скрипнула дверь. Егор оглянулся и рыкнул: – Что тебе?

Женька заморгал испуганно и попятился назад.

– Ничего, там к тебе пришли, – промямлил он.

– Чего? Кто пришел? Зачем?

Егор отодвинул Женьку с дороги и перешагнул порог. У крыльца стоял кто-то – невысокий, в рванье, нечесаные волосы висят космами, существо то ли поет, то ли плачет и топчется на одном месте. Егор подошел, взял существо за плечо и развернул к себе передом. «Мама дорогая! – он разжал пальцы и отдернул руку. – Я думал, что она уже давно того… Откуда… Ну да, я же дырку тогда так и не закрыл». Кристиночка улыбнулась развесистыми, синеватого оттенка губами и шагнула навстречу Егору. Женька пискнул что-то невнятное, Егор повернул голову и произнес негромко:

– В дом идите. Все. Я скоро, – и толкнул Кристиночку в плечо, не давая ей подойти ближе.

– Кто это?

Егор оборвал Женьку на полуслове:

– В дом. Быстро. Дверь закрыть и сидеть там, пока я не приду. Пожалуйста, – и вытянул руку вперед, преграждая Кристиночке путь к крыльцу. Слева стукнула дверь, лязгнул замок.

Кристиночка развесила губы в чудовищной улыбке, закивала немытой патлатой головой и принялась разматывать свое тряпье. Егор смотрел на ее покрытое пятнами экземы и лишая лицо, на грязные, с обломанными ногтями руки и шагнул вперед.

– Хорошо, детка, я тебя понял. Кушать хочешь, я угадал?

Угадал, угадал, еще как угадал – Кристиночка снова затрясла башкой и вцепилась в неподатливую застежку древнего, зеленого с лиловыми вставками пуховика.

– Пойдем со мной.

Егор сделал еще один шаг, оттесняя Кристиночку к калитке. Соседка оскалилась еще шире, замотала головой и заторопилась, протянула руки к замку.

– Не трогай, я сам.

Егор отодвинул задвижку и открыл дверь, пропуская «девушку» вперед. Та побрела по обочине и постоянно оглядывалась, шлепала губами, но вместо слов из ее глотки рвался только невнятный скулеж.

– Иди, иди, – подбодрил ее Егор и оглянулся. Никого, слышны только голоса с пожарища, и гремит что-то на развалинах. Он перешагнул через высокий порог и прикрыл за собой калитку. Кристиночка резво бежала к дому, оглянулась только один раз, влетела в узкую низкую дверку и остановилась в «прихожей». Егор вошел следом, осмотрелся – темно, холодно, воняет гнилой дрянью и очень сыро. Перед домом старое кострище, в нем обгоревшие доски и тряпки.

– Сюда, сюда, – заворковала Кристиночка и поманила Егора за собой, попятилась в комнату.

– Давай, – согласился он и шагнул вперед, подобрал с пола тряпку и пошел следом.

Кристиночке удалось расправиться с застежкой, она на ходу расстегнула пуховик и остановилась перед низкой, заваленной тряпьем кроватью.

– Так, стой, – произнес Егор, Кристиночка кивнула и принялась стаскивать с себя куртку. Егор достал «макаров», обмотал ствол пистолета тряпкой, приставил его к затылку Кристиночки и выстрелом разнес ей голову. «Четыре», – он толкнул тело на кровать, бросил на пол тряпку и вышел из дома, захлопнул за собой дверь.

На крыльце его встретил кот, зверь сидел и задумчиво смотрел на закрытую дверь. Увидел Егора, вскочил, потерся о ноги и первым прошмыгнул в дом. Внутри сумрачно и тихо, но тепло, и пахнет вкусно, жареной картошкой. Пропал день, а ведь какие планы были, все наперекосяк пошло, и опять на дворе сумерки, а ведь еще только пять часов.

– Есть будешь? – Ольга со сковородкой в руках уже шла по лестнице вниз. Егор уселся в кресло, закрыл ладонями лицо и взъерошил пальцами волосы.

– Нет, – он лег на спину, отвернулся к стене и пробормотал еле слышно: – Оставь, я потом…

Ольга поставила сковородку, села рядом и коснулась ладонью его лба.

– Ты не заболел? – голос доносился словно из-под воды, слова Ольги прозвучали глухо, Егор едва расслышал их.

– Нет, – замотал он головой, – нет, все нормально. Я сейчас. – И закрыл глаза.

Проснулся от голода, сел рывком и осмотрелся. Темно, душно, слышно, как шуршит что-то под лестницей, и на стене виден отблеск неяркого огня. Егор поднялся, подошел к столу и поднял крышку со сковородки. Остыло все давно, но с голодухи и это прокатит. С картошкой он расправился в два счета и скомандовал уткнувшемуся в книгу Женьке:

– Спать ложись, завтра встаем рано. Я тебя разбужу.

Мокрый снег летел в лицо с такой силой, словно кто-то бросал его из темноты горстями. Пока проскользнули через овраг и обошли поселок, на голове образовался целый сугроб. Егор снял шапку, отряхнул ее и натянул поглубже, почти на глаза. Женька смел снег с бушлата и еще раз подтянул ремень. «На пугало похож», – Егор махнул парню рукой и зашагал через пустырь к лесу. Под ногами снова хлюпало – снег таял, не долетев до земли, с неба сыпались густые белые хлопья и превращались на дороге в грязь. В лесу было повеселее, уже начинало рассветать, и мутная пелена не застилала собой дорогу.

– Долго еще идти? – впервые подал голос Женька. Он вскочил на перегородивший тропу ствол ольхи, попрыгал на нем и едва не свалился.

– Часа два, – отозвался Егор, – и не ори, иди тихо. Тебя за километр слышно, все зверье распугаешь.

– А тут что – кто-то водится? – в голосе было больше любопытства, чем страха. Егор обошел мокрый муравейник и остановился под огромной елью, поджидая Женьку.