— Конечно, — предположил Бруно, — может быть, мы подходим к кулинарии слишком творчески.

— Что значит «творчески»? — недоверчиво переспросила Бенедетта.

— Ну, вместо того чтобы фаршировать кролика перцем, мы фаршируем перец кроликом.

Густа рассмеялась.

— Шутишь? Наши клиенты поднимут бунт, если мы позволим себе такие фортели.

Бруно промолчал. Он смотрел на Бенедетту.

— Интересная мысль, — задумчиво произнесла девушка. — Можно сначала обжарить перцы, а потом положить в них крольчатину с лимонной цедрой…

Густа пришла в ужас.

— Зачем тебе это, скажи на милость?

— Чтобы сгладить сладкий привкус жареного перца, — объяснил Бруно — Я видел, что у вас тут повсюду растет дикий serpillo. Его тоже можно положить.

— Вы, молодежь, готовите что в голову взбредет, — возмущенно буркнула Густа. — А мне бы клиентам угодить.

Пока Бруно готовил фаршированные перцы, Бенедетта занялась пастой. Но краем глаза они все время следили друг за другом.

— У вас есть гвоздика? — вежливо спросил Бруно.

— Да. В буфете. Но класть ее не надо.

— Я подумал, что пара штук…

— …убьет нежный вкус serpillo — продолжила Бенедетта, глядя на Бруно.

— Или доведет его до совершенства.

— Фу! Слишком много разных вкусов — сморщилась Бенедетта.

Бруно вздохнул.

— Тогда можно мне чуть-чуть мускатного ореха?

Бенедетта помолчала, потом разрешила:

— Щепотку, не больше.

Она с подозрением наблюдала за тем, как он посыпает мясо мускатным орехом. Смысл ее взгляда был предельно ясен: это ее кухня, и именно она отвечает за конечный результат. Бруно снова вздохнул. С тех пор как он работал на Алена Дюфре, никто так упрямо не диктовал ему свое мнение.

— Почему ты тогда сказала, что мускатный орех делает людей счастливыми? — спросил он, надеясь, что разговор на эту тему растопит лед между ним и Бенедеттой.

— Потому что так оно и есть, — ответила Бенедетта. — Кардамон улучшает пищеварение, от фенхеля люди расслабляются, а от мускатного ореха их тянет танцевать.

Это заявление напомнило Бруно о деревенских суевериях, в которые верят старые бабки.

— Никогда об этом не слышал, — пробормотал он.

— Стало быть, это вранье, да? — холодно буркнула Бенедетта и принялась кулаками месить тесто для пасты. Под их ударами тесто превращалось в мягкую податливую массу. Бруно подумал, что лучше не попадаться Бенедетте под горячую руку. Дальше они готовили молча.

Пришлось признать, что Бруно никогда не видел лучшей пасты. Когда Бенедетта раскатывала sfoglia, лист свежего теста, она на него почти не смотрела, но лист получился таким тонким, что сквозь него просвечивала поверхность деревянного стола.

Наконец Бруно не выдержал.

— Как тебе удается сделать его таким тонким? — спросил он.

— Опыт, — лаконично ответила Бенедетта и, смягчившись, прибавила: — И руки у меня такие, как надо.

— А какие нужны?

— Вот такие — Она протянула ему руки. Они были теплые, почти горячие. — Холодными руками не приготовишь правильную пасту, — объяснила девушка. — В этом-то и секрет. Я ем много peperoncino[45]. От него руки делаются теплыми.

Бруно открыл было рот, чтобы возразить, что дело вовсе не в перце, но в последний момент решил промолчать. Разговор только-только стал завязываться, и ему совершенно не хотелось провоцировать очередную ссору.

Бенедетта смотрела на свои руки. Бруно вдруг понял, что все еще держит их в своих руках, и тут же отпустил.

Бенедетта снова занялась пастой. Но теперь на ее губах играла едва заметная улыбка.

Закончив с тестом, Бенедетта стала резать его на maltagliati, неровные куски, которые обычно делают из обрезков теста. Потом придавливала каждый кусок длинным твердым металлическим предметом, похожим на расческу.

— Это что? — спросил Бруно.

— Pettine.

— А зачем?

— Разве у вас в Риме их нет? — удивилась Бенедетта — Честно говоря, не знаю. Наверно, паста становится более упругой.

Бруно кивнул. Он уже понял, что происходит: в желобках, остающихся на поверхности пасты, поместится больше нежного соуса.

— А в Романье и Абруццо ими пользуются? — поинтересовался он.

— Не знаю.

— Разве вы не едите, когда ездите в соседние области?

Бенедетта не ответила.

— Ты никогда не выезжала из Ле-Марчи? — догадался он.

— А зачем?

Резонный вопрос. Решив перевести разговор на другую тему, Бруно спросил:

— Какой вид пасты ты готовишь?

— Pasta con funghi.

Он наблюдал за тем, как Бенедетта принесла из кладовой миску с незнакомыми ему красновато-коричневыми грибами. Воздух тут же наполнился сочным землистым запахом. Насыщенный, как запах хорошо выдержанного сыра, он напомнил Бруно о блюдах его родной римской кухни.

— Сколько видов грибов тебе приходилось готовить? — спросил он.

— О-о… сотни. Зависит от того, что удастся найти в лесу.

— Ты их сама собираешь?

— Конечно.

Когда запах funghi смешался с ароматом масла и чеснока, жарившихся на сковородке, у Бруно затрепетали ноздри. И не только ноздри. От этих запахов закипела кровь и проснулись желания, которые очень долго дремали.

— Говорят, они пробуждают чувственность, — сказала Бенедетта, словно прочитав его мысли — Впрочем, это всего лишь предрассудки, которыми так упиваются старые бабки.

— Конечно, — сухо ответил Бруно.

Интересно, ему показалось или она действительно посмотрела на него с жалостью?

Это была игра для двоих. Бруно досталось готовить dolce.

Бруно хотелось не ударить в грязь лицом и приготовить шикарный десерт, а это задача не из легких. Не спросив разрешения Бенедетты, Бруно подобрал необходимые ему ингредиенты. Яйца. Сахар. Сливки. Тесто. Большое блюдо с черной смородиной и другими садовыми ягодами и фруктами.

Бруно начал с того, что разогрел сахар и превратил его в нежную коричневую карамель. Потом приготовил меренги и положил в каждую вяленый персик. Место персиковых косточек заняло ягодное мороженое с кусочками фруктов. Получилось как у Алена Дюфре — виртуозно, сытно и выше всяких похвал.

— Аккуратно, — только и сказала Бенедетта, когда Бруно закончил. — Мы не хотим, чтобы наши клиенты думали, будто мы выпендриваемся.