Источники и цепочки: см. piketty.pse.ens.fr/egalite

Та же логика действует и на мировом уровне. Сосредотачивая все внимание на межгосударственной помощи, которую можно с полным основанием назвать крохотной, и напрочь забывая о масштабах оттока частного капитала, мы получаем совершенно искаженную картину мировой экономической системы. Добавим сюда, что искомая международная помощь всегда выделяется по доброй воле богатых стран и под их неусыпным контролем, через агентства развития и неправительственные организации. Хотя в целом ее объемы минимальны, в ряде случаев она все же существенно больше низких налоговых поступлений самых бедных стран. Исследования наглядно продемонстрировали, каким образом ресурсы, предоставленные такими агентствами и неправительственными организациями де-факто в обход официальных каналов товародвижения, контролируемых властями, создавали еще больше помех на пути становления государства, особенно в регионе Сахеля, где после деколонизации так и не был установлен территориальный суверенитет, принятый различными общественными группами и участниками процесса на местах. Помощь, дополняющая собой традиционные налоговые поступления, действительно могла бы оказать положительное влияние; но от помощи на фоне крайнего обнищания, к тому же способствующей дальнейшей делегитимизации государства, проку на деле очень мало[246].

Права беднейших стран: как покончить с логикой отношений центра с периферией

Чтобы выйти из этого тупика, как и ряда других ему подобных, мы должны отталкиваться от принципа, в рамках которого все страны обладают одинаковыми правами на развитие. В более широком смысле распределение богатств на мировом уровне представляет собой чисто политический вопрос, всецело зависящий от существующих правил и институций. В частности, бедные страны должны обладать правом на часть налоговых поступлений от деятельности транснациональных корпораций и миллиардеров, во-первых, потому что каждый человек на планете должен хотя бы по минимуму иметь право на здравоохранение, образование и развитие, а во-вторых, потому что процветание самых богатых участников процесса всецело зависит от мировой экономической системы и международного разделения труда. Для начала, например, можно было бы ввести на мировом уровне налог на состояния свыше 10 миллионов евро, который уже обеспечил бы значительные поступления на уровне 1 000 миллиардов в год, то есть 1 % мирового ВВП, которые можно было бы распределять по странам пропорционально их населению[247]. Облагая налогом состояния свыше 2 миллионов евро, можно было бы собрать 2 % мирового ВВП, а с введением прогрессивной шкалы в отношении миллиардеров и все 5 %[248]. Если взять на вооружение более умеренный вариант и предоставить каждой стране возможность при необходимости вводить собственные прогрессивные шкалы налогообложения самых крупных состояний, это позволило бы беднейшим государствам собирать вполне достаточно средств, чтобы не только отказаться от международной помощи в ее нынешнем виде, но и получить дополнительное финансирование проектов в сфере образования, здравоохранения и строительства инфраструктуры. Совокупность мер можно было бы дополнить правом бедных стран получать часть налога с транснациональных корпораций, о котором сегодня ведутся активные дискуссии[249].

Богатые страны, конечно, могли бы и дальше финансировать свои агентства развития и гуманитарные организации в виде поддержки государственным либо частным капиталом, но это должно лишь дополнять неотъемлемое право бедных стран на становление и развитие своих государств. Чтобы избежать ненадлежащего использования средств, надо устроить всеобщую облаву на слишком крупные состояния, накопленные верхушкой как на Глобальном Севере, так и на Глобальном Юге, причем подобная мера должна затрагивать и правительства, и государственный, и частный сектор. Но эти опасения нельзя превращать в инструмент, постоянно ставящий под сомнение саму легитимность стран Глобального Юга[250]. Чтобы хрупкий процесс становления государств в бедных странах мог развиваться на наилучших основах, им в обязательном порядке надо избавиться от опеки радетелей из стран Глобального Севера и автоматически получить в свое распоряжение налоговые поступления, на которые можно рассчитывать в долгосрочной перспективе.

Самая большая проблема понятия международной помощи на сегодняшний день заключается в том, что оно предполагает существование справедливого в своей основе баланса рынка, при котором каждая страна на законных основаниях владеет богатствами, произведенными либо накопленными в прошлом отдельно от всех остальных. Однако на практике ничего подобного просто не бывает. Западные страны никогда не смогли бы так обогатиться после промышленной революции без международного разделения труда и необузданной эксплуатации природных и человеческих ресурсов планеты. В общем богатые страны просто не смогли бы существовать в отсутствие бедных, равно как и ресурсов остального мира: это в равной степени касается как старых могущественных европейских держав, так и новоявленных азиатских экономических лидеров, таких как Япония и Китай. Если в XVIII–XIX веках двигателем экономического развития были рабы, хлопок, дерево, а потом и уголь, то в XX столетии, как и сейчас, в начале XXI века, оно опирается на масштабное использование мировых богатств и дешевой рабочей силы в странах периферии, а также на запасы нефти и газа, накопленные за миллионы лет в недрах Земли, ускоренное сжигание которых подвело нас к той черте, за которой планета станет просто нежилой, причем в первую очередь от этого пострадают самые бедные страны[251].

С точки зрения истории, идея о том, что каждая страна (или, что еще хуже, каждый житель каждой отдельно взятой страны) несет личную ответственность за собственное производство и богатство, практически лишена смысла. По своему происхождению все богатства носят коллективный характер. Частная собственность (по крайней мере, в теории) вводилась лишь для того, чтобы использовать ее в интересах всех и каждого в рамках сбалансированной системы институтов и прав, ограничивающих индивидуальное накопление, способствующих отправлению власти и лучшему перераспределению общего наследия. Страх, вызванный непониманием того, на каком этапе этого политического процесса следует остановиться, вполне объясним, особенно на международном уровне, где зачастую слишком сильны предрассудки, а различные социальные группы плохо знакомы друг с другом и поэтому не могут правильно оценивать взаимное положение дел, из-за чего поиск общих норм правосудия становится еще невразумительнее и труднее[252]. Вместе с тем такой страх – плохой советчик, ведь на деле, кроме описанного нами политического, институционального процесса, насколько хрупкого, настолько и необходимого, других вариантов попросту нет. И компромиссы, которых удастся достичь, и инструменты, которые удастся создать, такие как перераспределение богатств или налоги на мировом уровне, упомянутые выше, всегда будут временными и далекими от совершенства. Но альтернативные решения, сводящиеся к возведению рынка в культ и абсолютному уважению прав приобретенных в прошлом активов независимо от их размера и происхождения, представляют собой ненадлежащую модель, призванную сохранить существующую несправедливость и ничем не обоснованные властные отношения, и в конечном счете готовящую почву для новых кризисов.

От социально-национального государства к социально-федеральному государству

В дополнение