Но тут я ничего ей не могла сказать. Не советовать же выгонять Розамунду, коли мы теперь во врагах. Потом опять я буду виноватой. Тетушке Русленитте я сочувствовала, но это решение она должна принять сама.

— Ты только смотри в оба. В ней столько ненависти, что так просто, без пакости какой, она не успокоится, — предупредила напоследок Русленитта.

Я поблагодарила и заверила, что не дам себя в обиду.

Памела набрала отрезков тканей разных цветов. Мы заказали Русленитте несколько платьиц, оставив замеры куколки.

— Ну что, выбрала заколку? — спросила я Элли.

— Нет, Гаврилитта делает красивше, — ответила та и показала пальцем на заколку Пэм.

Надо же, я и не знала об увлечении горничной.

— Красивее, — поправила я. — И воспитанные мэлл пальцем не тычут.

— А как они показывают на предмет? — спросила та с хитрой мордашкой.

— Как учитель, указкой, — пошутила я.

— Но у меня нет указки, — довольно ответила Элли.

— Допускается тогда указать движением подбородка, головы, ладони. Но никак не пальцем, — подмигнула я.

— Ты нудная, — недовольно бросила Элли и убежала от меня.

Я выразительно посмотрела на тетушку Русленитту.

— Вот как становишься гувернанткой, так сразу делаешься нудной, — посетовала я.

Русленитта расхохоталась, и я вслед за ней.

— А заколки и правда красивее моих, — похвалила Русленитта.

— Я передам Гаврилитте. Ей будет приятно, — пообещала я.

Мы пошли в кафе дядюшки Бонборино. Когда проходили мимо дома тетушки Кристинитты, которая была знатным садоводом, девочки в восхищении остановились возле цветущих клумб, разбитых перед невысоким заборчиком. Тетушке Кристинитте было мало места для ее шикарных цветов, и кусты росли прямо перед оградой. Пышные, с толстыми стеблями и изумрудными листьями, растения вольготно раскинулись вдоль дороги. Прохожие останавливались, чтобы полюбоваться крупными желтыми, красными, нежно-розовыми, бордовыми и белоснежными цветами. Благоухающий аромат шлейфом тянулся по всей улице.

Девочки восхищенно рассматривали и задавали вопросы:

— А это что за цветок? А это? А это?

Я не была садоводом-любителем и не знала и половины названий экзотических цветов, что росли на клумбе. Но пообещала, что в следующий раз мы зайдем к тетушке Кристинитте, и она сама проведет девочкам экскурсию по своему саду. Наверняка в нем еще больше интересных и красивых растений.

— Как думаете, мэлл Имма, можно сорвать цветок? — спросила Пэм, алчно глядя на клумбу.

— Вообще-то нельзя. Надо уважать чужой труд и спрашивать разрешения. Но поскольку я знаю, что тетушка Кристинитта его дала, то ты можешь сорвать вот этот цветочек, — указала я ей на красивую большую ромашку с краю.

— Нет, я хочу показать своей кукле вон ту розу. — И не успела я возразить, как Пэм ступила на клумбу.

— Куда ты полезла! Туфли испачкаешь!

— Я очень аккуратная, мэлл Имма. Не испачкаю, — донеслось до меня уже с клумбы.

Памела полезла в заросли кустовой розы с пышными розовыми цветами. Сорвала махровый цветок, от которого шел дивный аромат, и вернулась, довольно сообщив:

— Ну вот, видите, я же говорила, что не испачкаю туфли.

— Да, только платье. И снова порвала рукав. Уже другой, — вздохнула я.

Пэм удивленно покосилась на порванные кружева на рукаве и на зеленый след от травы на подоле платья. Смутилась и покраснела.

— Простите, мэлл Имма, — покаялась она.

— Ничего, — успокоила я расстроенную девочку. — Делаем выводы: белый цвет платья не самый удачный выбор для активной прогулки по городу.

Пэм кивнула, Элли отвлекла ее своей болтовней, и они пошли вперед, оживленно что-то обсуждая. Пэм беззаботно смеялась — она уже забыла о своих огорчениях, детские горести проходят быстро, такова их природа.

В кафе, кроме знакомых мне кумушек, оказались новые посетители — несколько женщин из тех, что стояли у салона Дилетты и явно решили посмотреть на результат работы с Джутом. Высокая мэлл с котом Персиком угощались пирожными: она, сидя за столом, лакомилась фруктовым десертом, запивая его кофе, а кот на полу возле ее стула самозабвенно, с довольным урчанием слизывал сливки с песочного завитка.

Тетушка Нуттелла вышла к нам из-за стойки.

— Приятно вас видеть, мои дорогие, — просияла она. — Как поживаете?

Девочки вежливо ее поприветствовали, Памела, умница, даже поинтересовалась здоровьем и, совсем как светская мэлл, похвалила погоду. Элли попросила еще одну корзиночку с сырным кремом.

— Дите надо нормальным обедом накормить, — проворчала из угла тетушка Бебетта и бросила на меня убийственный взгляд.

— Перебивают аппетит сладостями, так и желудок недолго испортить, — вторила ей тетушка Продэкта. — Бедные крошки растут без матери, без присмотра и заботы.

— Спасибо, мы не голодны, — заметила Памела.

— Конечно, не голодны, вы же уже наелись чего ни попади! — воскликнула Бебетта и страдальчески закатила глаза. — Вы хоть завтракали сегодня, малышки?

Тетушка Нуттелла развернулась к ней, уткнула руки в крутые бока и спросила:

— Значит, мои десерты — чего ни попади? Получается, я людей сладкой дрянью кормлю? — спросила она.

Бебетта явно не ожидала подобного отпора и на всякий случай отступила в сторону.

— Нуттелла, дорогая, ты замечательная кулинарка, — закудахтала она. — Но Имма должна понимать, что самое главное в воспитании — это правильная еда.

— Самое главное в воспитании — это правильное воспитание! — вмешалась в разговор тетушка Амарэтта. — Пищу телесную им кухарка обеспечит, а о пище духовной для этих кротких цыпляток отлично позаботится наша Имма.

— Детям недолго заболеть без должного ухода! — не могла не вставить свои пять копеек тетушка Продэкта. — Скажите мне, если я чего-то не понимаю, о каком уходе может быть речь, если ребенок, — она показала пальцем на Пэм, — разгуливает по городу в порванном платье?

Памела быстро спрятала за спину руку с порванным рукавом.

— К тому же еще и грязном, — добавила тетушка Бебетта.

И все взглянули на зеленоватые разводы на подоле платья Памелы.

Я встала и жестом показала девочкам, что мы уходим — не хватало еще оправдываться перед двумя сплетницами.

— Мяу-у-у-у-у! — раздалось на все кафе.

Кошачий вопль, жуткий и трагический, резанул по ушам.

— Ммммм-ууу-мяу! — вторил ему еще один.