— Куда, мать вашу, претесь?

— Как куда? — пытаемся перекричать грохот боя. — В «Яму» за водкой.

— Какая водка? Там сейчас такое! Поворачивайте!

— Может, и правда не стоит дальше ехать, — ноет майор-штабист.

Спецназ упирается, но десантники стоят на своем. Поворачиваем. Зенитовцы советуются о чем-то между собой: «Есть запасной вариант. Едем!» Кружимся по кварталу напротив советского посольства. Останавливаемся у одной из вилл, скрытой от глаз высоким забором. Стучимся. После коротких переговоров через закрытую дверь впускают. Несколько парней в «гражданке», но с «калашами» в руках восторженно кричат:

— Ребята! Мы слушали эфир. Вы молодцы! Здорово сработали.

Обнимают, тискают, целуют.[54]Мы просим водки. Бегут искать, притаскивают, похоже, все, что у них было, в том числе и невиданные в Афганистане чекушки. Возвращаемся в штаб корпуса. Уже от ворот обращаю внимание на то, что окно кабинета начштаба разворочено взрывом. Спрашиваю у самого молодого зенитовца про Шах-Заде. Отвечает: «Убит».

— Говорил же, что он наш человек!

— Да мы и сами в этом убедились. Он сразу выскочил нас встречать, видно, чтобы избежать кровопролития. Так сзади в спину и застрелил кто-то из своих. Наверное, Мохаммад Дуст. Он-то потом сбежал.

— Так вы поэтому по окну и шандарахнули?

— Конечно, хотели достать стрелка с БМД пушкой «Гром».

Сидим в хорошо знакомом кабинете Шах-Заде. Разваленный оконный проем завешен ковром, пахнет гарью. Режет глаза, видно, не выветрились еще остатки слезоточивого газа. Водка на столе. Пить не из чего. Посланный за чашками солдат-вестовой где-то пропал. Иду разбираться. Солдат, оказывается, не может понять, зачем нужны пустые чашки, и спешно готовит чай. «Чай потом, — говорю. — Тащи чашки!» Разливаем водку. Первую пьем молча, не чокаясь. Уже знаем, что погибли при штурме десятки наших, в том числе есть убитые и среди спецназа госбезопасности. Я же про себя плюсую к нашим и своим личным потерям и Шах-Заде. Вторую, как и договаривались, опрокидываем за победу.

Вот и дождались, провели грань. Все, что случилось раньше, было до, а теперь время после победы в Афганистане. Надолго ли? Тогда казалось, что навсегда.

Утро 28 декабря 1979 года. Вчерашний банкетный стол, над которым немало потрудились полковые повара, остался нетронутым, но должен быть востребован непременно, если не афганцами, для которых он, собственно, и готовился с коварным намерением сломить их волю к сопротивлению секретным русским оружием — водкой, то хотя бы усталой и голодной победившей стороной. Прогноз точен: прибегает посыльный от командира полка и приглашает от его имени отобедать часов в двенадцать. Не пропадать же харчам! Принимаем приглашение с благодарностью и, разбившись на две очереди, ждем назначенного часа.

Ночь прошла без сна. Организм поэтому требует время от времени встряски, чтобы не впасть где-нибудь в забытье. Чаще, чем обычно, выхожу во двор покурить на легком морозце, прогнать сон и заодно оценить обстановку. Все вроде бы спокойно: подопечные афганцы ведут себя смирно, стрельбы в городе нет, погода отличная. Командир и замполит зенитного дивизиона, правда, носа не кажут из своих кабинетов. Но это уже несущественно. Дело сделано, и, сколько бы они ни дулись, их время ушло безвозвратно.

Идиллическую картину нарушает группа взволнованных чем-то афганских солдат. Обступают и наперебой начинают жаловаться, как родному:

— Украли… они… дерево! Только что было, а сейчас нет!

— Какое дерево? — спрашиваю.

— Наше! Дрова. Много!

— Разберемся, — говорю и иду вслед за ними.

Показывают на место, где еще вчера лежало толстое, в полтора обхвата корявое бревно метров пяти длиной. Нет бревна, но за угол ведет глубокая борозда не иначе как от него. Идем по следу и упираемся в распаренного десантника в тельняшке, орудующего топором — летят щепки от искомого бревна, распилить которое, видимо, нечем.

— Где Саша? Командир то есть, — спрашиваю его строгим голосом в расчете на афганцев, жаждущих заступничества и справедливости.

Кивает на дверь. Вхожу, оставив солдат снаружи, и долго объясняю удивленному старлею, что дрова здесь просто так валяться не могут, потому что стоят очень дорого. Привожу для примера цену за кило, сопоставив ее со стоимостью килограмма риса — одного из основных продуктов питания в стране.

— Ну-у, — Саша, недоуменно чешет затылок, прикидывая, сколько же может стоить это неподъемное бревно, — сейчас заведем БМД и оттащим обратно.

Инцидент исчерпан. Довольные афганцы вприпрыжку бегут искать поваров и оповещать сослуживцев, что обед будет на чем приготовить.

Полдень. В составе первой очереди иду на обед в соседний дворцовый комплекс Делькуша, теперь уже расположение десантного полка. Стол ломится от закусок и водки. Положим, хлеб, масло, консервы рыбные, мясные — это понятно, а вот откуда та же водочка, колбаска, огурчики… «Однако не важно, — думаю, — главное, что десантники молодцы: не только бойцы хорошие, но еще и хозяева знатные».

Подают горячий борщ в алюминиевой миске, водку разливают в большие кружки из того же материала. И хотя она болтается вроде бы на донышке, но одним глотком ее выпить не получается, приходится делать минимум три. К концу обеда замечаю, что выпил почти бутылку: норма тогда немыслимая для меня. Но хмеля нет. Видно, нервы еще не отпустили.

К нам во дворец сажают роту десантников, потом еще одну. Радуемся пополнению. Но забот у меня прибавляется. Притирка афганцев к советским и наоборот идет не всегда гладко. «Бесхозное» бревно снова и снова пытаются прибрать, зацепив за БМД. Откуда-то появляется дворцовый «завхоз» и начинает жаловаться, что из гаража исчез представительский «Мерседес» с кондиционером.

В полной уверенности отсылаю его искать пропажу к афганцам. Ну, бревно наши по недомыслию, а точнее — по незнанию местных реалий, еще могут взять, а вот «Мерседес» ни на растопку не годен, ни в БМД его не спрячешь.

Отзывают зенитовцев. Тепло провожаем их. Олег советует на прощание:

— Верти дырку на куртке!

— Зачем? — удивляюсь.

— Как зачем? За такие дела ордена дают.

Млею, но благоразумно воздерживаюсь от порчи одежды. И правильно делаю: вставлять в дырку в итоге оказалось нечего.

Видимо, по инерции, так планировалось еще до событий, вслед за батальоном связи и зенитным дивизионом во дворец Арк перемещается штаб Центрального армейского корпуса. Конечно же, не в парадные апартаменты, но и не в самое плохое здание за казармами гвардии, над которым высится башенка с часами. «Переезжаем» с Андреичем в определенное советникам помещение. Весь коллектив в сборе, подтягиваются и афганские штабисты. Представляют нового командира корпуса майора Халилуллу[55]— высокого, с побитым оспой лицом и дергающимися щеками офицера. Это последствия заключения: как «участник парчамистского заговора» он был арестован в прошлом году и лишь сейчас освобожден из тюрьмы.