Джина обвила рукой плечо Чарити.

– Прекрасно. Давайте поедем обратно, поговорим о плакучей иве.

* * *

– Так, значит, ива берет на себя глубокое страдание и помогает… помогает справиться с ним? – Чарити до сих пор ничего не понимала, но не собиралась отпускать Джину и Эмили, пока хоть что-нибудь не выяснит.

– Дерево просит прощения от нашего имени.

Чарити нахмурилась.

– Оно берет на себя наше бремя. Помогает нам увидеть свет.

Чарити покачала головой:

– Дед так и не восстановился после смерти бабушки. Если все, что нужно, – это побыть рядом с деревом…

Эмили прервала ее:

– Он не хотел восстанавливаться, Чарити. – Слова разорвались, будто снаряды.

– Почему? Если дерево могло взять его боль?

Эмили встала и передвинулась ближе.

– Джордж чувствовал ответственность за смерть Мэрилин. Он проклинал себя и считал, что должен жить с этим проклятием до конца своих дней.

– Не может быть!

– Ты знаешь подробности смерти бабушки?

– Произошел несчастный случай. Она упала с высоты. – Чарити была ребенком, ей так сказали, и она не задавала лишних вопросов. Теперь же выяснялось, что сами обстоятельства трагедии покрыты мраком.

– Многие верят, что твоя бабушка покончила с собой. – Эмили говорила вкрадчиво, будто извинялась.

Слова ударили прямо в сердце, и у Чарити потемнело в глазах. Ее мозг отторгал услышанное. Бабушка, трезвомыслящий оптимистичный человек, у нее не было повода… Хотя… В те последние каникулы на острове что-то изменилось. Бабушка была сама не своя. Даже не поехала к пирсу встречать внучку. Дед явно тревожился, но когда Чарити спрашивала, почему бабушка такая молчаливая и почему так поздно встает, только рукой махал. А в конце лета, вскоре после того как Чарити уехала с острова, все и произошло. Мэрилин расшиблась и позже умерла в больнице.

– Откуда? – Чарити подскочила, вдруг охваченная желанием узнать детали. – Откуда именно она упала?

Эмили выразительно посмотрела на мать, и та ответила еле заметным кивком.

– С балкона наружной лестницы, ведущей в мансарду. Высота третьего этажа. Через шаткие деревянные перила. После этого твой дедушка ничего в мансарде не трогал. Говорил мне, что мансарда служила Мэрилин убежищем, куда она уходила отдохнуть или подумать. Чарити, он никогда не делился со мной подробностями трагедии. Лишь повторял, что сам виноват.

Теперь Чарити хотела – нет, ей было необходимо – узнать все. Возможно, мог бы помочь Гарольд? Нет, они с братом поссорились еще до смерти бабушки. Гарольд не знает, что случилось.

– Дедушка так и не простил себя. – В тот день она потеряла обоих своих стариков. Дедушка так и не стал прежним. Теперь Чарити знала, что он все эти годы нес на себе бремя ответственности за смерть жены. – Мне нужно время… переварить все это…

Эмили и Джина направились к выходу. Чарити пошла их провожать. Она будто шла по туннелю, остальное скрывали черные стены.

Эмили навалилась на дверь и открыла ее.

– Чарити, я с тобой. Если захочешь поговорить или просто поплакаться в жилетку… Прости, что так вышло.

Чарити кивнула, по-прежнему находясь где-то далеко. Одно откровение, и у нее отобрали мир, где она все обо всех знала.

Джина взяла Чарити за руку.

– Не хочу показаться бесчувственной, но вы не передумали по поводу бала?

– Мама! – Эмили сердито взглянула на нее.

– По поводу бала? – Чарити понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, о чем речь.

– Если вы изменили свое решение относительно бала в Бакстер-хаусе, нашему комитету придется в пожарном порядке разрабатывать новый план.

А так можно? Ей ведь сейчас не до того. Когда-нибудь потом… И тут Чарити представила дедушку, как он, прикрыв один глаз, указывает на нее пальцем и говорит: «Пуговка, если ты дала слово – держи его».

– Нет, Джина. Бал состоится в Бакстер-хаусе. Даю слово.

Джина порывисто обняла ее, хотя Чарити и выставила руки перед грудью.

– Вы не пожалеете! Я понимаю, у вас сейчас непростое время, но вы приняли правильное решение.

Балы, праздники… О чем она вообще?..

Эмили тоже обняла ее.

– Посмотрю, что можно сделать для Гарольда. Будем на связи.

Чарити смотрела им вслед. В заднюю дверь постучал Далтон; звук будто донесся издалека. Не дождавшись ответа, Далтон крикнул:

– Эй, ты одета? Я вхожу.

Чарити стояла, уставившись в открытую дверь.

Он подошел ближе.

– Что случилось?

Не зная, что отвечать и вообще что делать, она только чуть качнула головой. Но что-то влекло ее в мансарду. Чарити устремилась вверх по лестнице. Далтон шел следом. Он не произнес больше ни слова, однако был так встревожен, что электрические разряды буквально стреляли ей в спину.

В тесной комнатке Чарити опустилась на узкую кровать в углу, словно впервые увидев это помещение. Неужели сюда приходила бабушка, чтобы побыть одной? Как в убежище или как в тюрьму?.. Далтон так и стоял у двери, его плечи едва умещались в проеме.

Чарити взглянула на него, он вошел и сел рядом. Она положила руки на колени и поделилась всем, что рассказали Джина и Эмили. Не умолчала и о том, как изменилась бабушка в то последнее лето.

Он слушал, иногда кивая и улыбаясь, когда она задавала вопросы, на которые никто не знал ответа. А потом, когда Чарити закончила, произнес:

– Разуму непросто поверить в немыслимые для него вещи.

Она посмотрела ему в глаза:

– Когда мне сообщили о гибели Мелинды и Кисси, мой разум просто отверг услышанное. Я все твердил, что это ошибка. Пытался дозвониться до жены.

– Далтон…

– Наш мозг устроен так, чтобы защищать нас от того, что может больше всего травмировать. Лишь когда в отель приехал мой брат, а полицейские ушли, я осознал, что кошмар происходит в действительности.

– Как ты выжил?..

– Выжить – не самое трудное. Жить в полном смысле слова – вот что практически невозможно. Сначала я ходил в полуобморочном состоянии, затем ушел с головой в работу. А когда понял, что не могу, физически не могу с этим жить, приехал сюда.

– Большинство людей и не осознали бы в достаточной мере, что на самом деле фактически не живут.

Далтон провел рукой по лицу.

– Я до сих пор покупаю книжки-раскраски и цветные фломастеры. Все думаю, что однажды Кисси придет и начнет рисовать.

– А когда ты начал жить в полном смысле слова? И… начал ли?