— А я еще думала, что это был за Згур, который посмел украсть мою дочь! Улада рассказывала мне, но я не верила. Выходит, это действительно ты!

Хотелось сказать правду, объяснить, что он ничего не знал, но Згур понимал — толку не будет. Да и не в чем ему оправдываться — особенно перед этой женщиной.

— Значит, теперь ты станешь обручником… Это захотел он? Чтобы снова унизить меня?

Згур вздохнул — пора внести ясность.

— Сиятельная! Меня попросил об этом Кей Велегост, мой командир. И это — все!

— Лжешь! Ты лжешь, волотич! Так же, как лгал мне Ивор! А ведь я верила ему! Ему все верили, Згур! Ему нельзя не верить!

Да, отцу все верили. Верила мать, доверяла Велга^ И Кей Улад, проклятый Рыжий Волчонок, тоже верил своему па-латину! И эта женщина тоже…

— Что стоишь, Згур, садись!

Милена ссутулилась, словно став ниже ростом. Згуру внезапно представилось, как эта женщина плачет — ночью, тихо, чтобы не услыхал Ивор.

— Извини… Ты не виноват, Згур, сын Навко Месника. Но и я не виновата. И Улада… Ты хочешь быть ее обручником? Ладно, я не против. Я никогда не спорила с ним. С ним трудно спорить…

Все было сказано, и Згуру хотелось одного — уйти, немедленно уйти, чтобы не видеть ее лица, не слышать ее голоса…

— Алана… И отец… Они рассказали тебе, что было в Савмате?

Згуру показалось, будто ладонь Милены бьет его по щеке. В Савмате? Когда? Наверно, еще в годы Великой Войны, в те дни, когда ни его, ни Улады еще не было на свете? Что могло быть в проклятом сполотском Савмате?

— Я тогда любила одного человека. Не Ивора… Я… Алана ничего не рассказывала тебе?

— Нет…

Слово выговорилось с трудом. Мать ничего не говорила ему. Зато Улада… Наверно, Милена говорит о ее отце — настоящем отце, погибшем» возле Утьей Переправы, когда боги послали Сдвиг. Но при чем здесь мама?

— Не знаешь!.. — Глаза Милены на миг оказались рядом, и Згур не выдержал — отшатнулся. — И хорошо, что не знаешь, Згур! Улада тоже… знает не все. И хвала богам! Забудь, что я говорила тебе, волотич! Мертвые мертвы, они ждут нас в Ирии…

Милена отвернулась, помолчала немного, а затем заговорила иначе — спокойно и рассудительно, словно и не было ничего.

— Все решит Ивор, но, думаю, он не будет возражать. Завтра утром он вызовет тебя. Рада познакомиться с тобой, Згур, сын Навко Месника. Ты понравился моей дочери, она будет гордиться таким обручником.

Згур не поверил, да и сама Милена явно не верила тому,

что говорит. Похоже, ее это и не волновало. Ее мысли были далеко, может быть, там, в проклятом Савмате, где много лет назад неведомым образом перехлестнулись судьбы тех, кого Згур любил и ненавидел.

— Иди, Згур, — женщина отвернулась, взглянула в пустое темное окно. — Иди! Ты слишком похож… на него. На своего отца…

Услужливый холоп уже в который раз звал гостя на поварню, где Згура ждал ужин, но есть не хотелось. Не хотелось и спать, хотя в последние ночи, проведенные в пути, удавалось вздремнуть не больше двух-трех часов. Села по дороге в Валин попадались нечасто, а какой отдых у зимнего костра! Но сон не шел, и Згур решил спуститься вниз, надеясь, что холодный ветер, к которому он уже успел привыкнуть, успокоит, расставит все на свои места. В конце концов, ничего страшного не случилось. Он знал, на что идет. Может, даже лучше, что Палатина он увидит только завтра. Пусть сиятельная Милена сама расскажет мужу о наглом волотиче, посмевшем напрашиваться в обручники ее драгоценной дочурки!

После разговора с Миленой стража потеряла к Згуру всякий интерес, и он беспрепятственно спустился вниз. В сад, где чернели в снегу молчаливые яблони, идти не хотелось. Казалось, вновь откроется низкая, сбитая из толстых досок дверь, и из темноты прозвучит: «Подойди сюда, наемник!» Мысль была нелепой: Улада даже не знает о его приезде, а узнав — едва ли захочет говорить. Но в сад Згур не пошел, а спустился на задний двор, где было тихо и пусто, только собака у ворот скосила на незваного пришельца большой черный глаз, но лаять не стала. Невольно вспомнился совет наставника Отжимайло: сторожевой пес только за ворота смотрит. Достаточно подойти сзади да похвалить за службу — враз завиляет хвостом…

Мороз сразу же вцепился в уши, в кончики пальцев, стал щипать за щеки. Згур усмехнулся и поглядел в холодное небо. Звезд было почти не видать — холодный свет Луны — Серебряного Валадара — заливал небосвод, роняя острые тени на истоптанный за день снег. Было тихо — тихо и хорошо. Внезапно, совсем не к месту, вспомнился отец. Кто знает, может, он тоже был здесь, в день, когда

пришел к Волчонку, чтобы вызволить маму. Может, так же стоял, глядел на снег… Хотя нет, тогда было лето, да и не стал бы сотник Велги попусту глазеть по сторонам. Будь отец на его месте…

Внезапно Згуру представилось, как он идет темным коридором, находит дверь, за которой — Улада. Наверно, стражи там нет, разве что сонная холопка, которой нетрудно заткнуть рот. И… И что? Бежать? Однажды Улада уже поверила ему. К тому же он дал слово Велегосту, поклялся Матерью Болот, а эту клятву волотич не способен нарушить. И дело даже не в слове, не в клятве, и даже не в просьбе широкоплечего парня с изуродованным лицом, который назвал его сотником в страшную Ночь Солнцеворота…

Вначале почудилось, что зарычала собака. Згур удивленно оглянулся, но пес и не думал лаять. К тому же звук доносился откуда-то сзади. Там была стена и две двери, одна — через которую он вышел сам, и вторая…

Рычание повторилось, и на этот раз Згур все понял. Рычали люди — там, за дубовой дверью происходило что-то странное. Послышался глухой, сдавленный крик, снова рычание — и тяжелая дверь с треском распахнулась. Даже не распахнулась — слетела с петель. Из темного проема слышалась какая-то возня, сопение, снова крик, уже погромче — и на снег выскочил чугастр.

Згур даже моргнуть не успел — застыл, не веря своим глазам. Чугастров, правда, ему прежде видеть не доводилось, но как выглядит лесное чудище, в Буселе знал каждый мальчонка. Огромный, лохматый, ручищи словно грабли, а уж рычит…

Чугастр зарычал, и Згур с досадой вспомнил, что отдал меч дворцовой страже. Между тем чудище одним прыжком оказалось посередине двора и, подняв голову к холодной луне, что есть силы завопило, размахивая руками. В ответ из-за двери послышался дружный вопль полудюжины голосов:

— Держи! Уйдеть! Уйдеть! Веревку, веревку ташшы!

Чугастр быстро оглянулся, ударил в грудь могучим кулачищем и что-то проревел в ответ. Странное дело, рев чудища звучал вполне членораздельно. Згур даже готов был поклясться, что зверюга помянул чью-то матушку или бабушку.

И тут только до Згура начало доходить. «Чугастр» был хоть и бос, зато в рубахе и портках, да и ликом походил скорее на человека. Правда, сей лик был весьма страховиден, седоватая бородища торчала дыбом, длинные нечесаные волосы падали на глаза…