Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хозяйство Никишина! Садитесь.
– Хозяйство Трегубова кто спрашивал?
С бугорка к машинам сбегали пассажиры. На бегу благодарили регулировщицу:
– Спасибо, красавица!
– Спасибо, милая, дай бог тебе хорошего жениха!
Вскоре дошла очередь и до Ромашкина с его подопечным. Не более как через час они уже входили в землянку командира полка. Караваев обнял Початкина, обрадованно воскликнул:
– Женька! Ну и вырос ты! Совсем взрослым стал. Правда, что инженер?
– Только что испечен. Вот диплом. – Початкин достал синюю книжечку из бокового кармана.
Ромашкин стоял у двери, ожидая указаний. Их, однако, не последовало. Караваев сказал запросто:
– Раздевайся, Ромашкин, садись… Я хочу, чтобы вы подружились. – И тут же опять обратился к Початкину: – Это наш разведчик, очень хороший парень.
Початкин взглянул на Ромашкина с укором, будто хотел возразить командиру полка: «Какой же хороший? Я к нему всей душой, а он замкнулся на все запоры. Вез меня, как шпиона».
Ромашкину не хотелось оставаться здесь, испытывать и дальше неловкость. Да и незачем мешать, когда встретились близкие люди, пусть поговорят без постороннего. Деликатно, но настойчиво попросил:
– Разрешите идти, товарищ подполковник. Дела у меня…
– Да что вы не поладили? – изумился Караваев. – Что у вас произошло, Женя?
– Ничего. Взял он меня под расписку и приконвоировал. Вот и все.
– Не обижайся, его обязанность такая, – примиряюще сказал подполковник. – Идите к столу, ребята. Ты, Женя, голоден, наверное? Ну и арестант! Кстати, мать-то с отцом уведомил, когда в бега подался?
– Письмо на столе оставил.
– Сегодня же напиши, что добрался благополучно.
– Мне бы умыться, побриться, Кирилл Алексеевич!
– Извини, сразу не предложил. Гулиев! Дай бритву. Да помоги умыться гостю. У нас, Женя, ванной здесь нет, привыкай. Иди вон туда, в уголок, Гулиев тебе сольет.
Пока Женя приводил себя в порядок, подполковник рассказывал:
– Он не первый раз в бегах. Лет двенадцати в Африку бежал. Где тебя тогда поймали? В Клину, кажется?
– В Волоколамске, – рассеянно ответил Початкин.
Голый до пояса, он нагнулся над ведром. Ромашкин сразу определил: «Спортсмен. Мышцы на плечах и руках плотные, бугристые».
Караваев, проследив за взглядом Ромашкина, пояснил:
– Гимнаст первого разряда. И с детства сорвиголова. Однажды выхожу из дома, вижу, Женькина мать стоит во дворе, руки сцепила перед грудью, глядит вверх, будто молится. «Что с вами?» – спрашиваю. А она мне: «Тихо». И на крышу дома нашего показывает. Гляжу, а там на печной трубе Женька вверх ногами стойку делает. Мать пикнуть боялась, чтобы не испугать свое дитятко… Ты сейчас-то в форме? – спросил подполковник Початкина. – Стойку делаешь?
– Пожалуйста, – с готовностью откликнулся Початкин и, упершись в края табуретки, легко вскинул тело вверх ботинками, дотянулся ими до бревенчатого наката.
Гулиев ошалело глядел на гостя. Его изумила не ловкость Початкина, а то, что этот парень встал вверх ногами в присутствии командира полка. Караваев же явно залюбовался Женькой.
– Видал миндал? Силенка есть. Куда же тебя определить?
– В разведчики, – попросил Початкин, опуская ноги на пол. Кивнул на Василия. – К нему вон.
– Не выйдет! – погрозил пальцем подполковник.
– Почему?
– А если убьют тебя, что я родителям скажу?
– Я бы на месте Ромашкина обиделся. Ему, значит, можно рисковать, а меня поберечь надо?
– Погоди, не петушись. У тебя высшее образование, ты инженер – пойдешь ко мне адъютантом.
– Нет уж, дядя Кирилл, в адъютанты не пойду. Лучше назад в особый отдел отправляйте.
– Пререкаешься?
– Я ж пока что не военный, – усмехнулся Женька.
– И то правда! – согласился Караваев. – Ну ладно, сейчас присвою тебе своей властью звание сержанта и упеку… Куда же тебя упечь? Да, ты же инженер – значит, быть тебе сапером!
– Ну, это еще куда ни шло! А может, все же в разведку?
– Саперы тоже в разведку ходят. Спроси Ромашкина, кто им проходы делает?
– Саперы, – подтвердил Василий, а сам подумал: «Из Женьки разведчик получился бы».
– Итак, решено: примешь присягу, подучишься кое-чему и будешь вместе с нами бить фашистов.
– С вами, дядя Кирилл! – воскликнул как-то по-мальчишески Початкин, влюбленно глядя на подполковника.
И Василий ясно представил, как этот самый Женька в свои школьные годы с завистью смотрел на красивого соседа в командирской форме, как ему хотелось быть похожим на Караваева!
Гулиев уже поставил на стол тарелки с консервированной тушенкой, свиным салом, копченой рыбой, миски с пшенной кашей и совсем домашнюю хлебницу с крупными, будто топором нарубленными кусками черного хлеба.
– Давайте, ребята, заправляйтесь, – пригласил подполковник.
Початкин брал еду, не торопясь, и жевать старался так же медленно. Но по тревожному взгляду, который он устремлял иногда на пустеющие тарелки, Ромашкин понял – парень наголодался. Караваев тоже понимал Женькино состояние и, чтобы не смущать его, повел разговор о делах семейных:
– Отец-то чем сейчас занимается? Мама как?
Женя рассказывал:
– Сейчас все работают. Отец опять на завод вернулся. «Не до пенсии теперь», – говорит. Мама работу берет на дом, белье шьет солдатское. На здоровье не жалуется… У ваших также все вроде бы хорошо. Валерка в школу ходит. Любаша бегает, щечки румяные. Был я у них на прошлой неделе. Тетя Аня усадила меня чай пить. Любаша у нее на руках вертелась, а потом говорит: «Я к дяде Жене хочу». Забавная такая! Спустилась на пол, топ-топ ко мне, забралась на колени. И вдруг вытаращила глазенки, спрашивает: «А сахар куда убежал?» Мы все рассмеялись. Оказывается, она ко мне из-за сахарницы пришла. А тетя Аня догадалась и, пока та по полу топала, сахарницу спрятала… – Початкин осекся и тут же поправился: – Это я так, к слову, про сахар вспомнил. Все дети сладкое любят.
– Ладно, дипломат, не выкручивайся, – невесело улыбнулся подполковник. – Понимаю все. Но вот что странно, ребята, чем дальше мы уходим от дома, тем спокойнее на душе…
* * *
Местность здесь была слегка всхолмленной. Взгорки в заплатах старой пашни.
Несколько дней лили серые дожди. В бороздах стояли мутные лужи. Неширокая река вздулась и залила отлогие берега. А к вечеру подул вдруг пронзительный ветер, резко похолодало.
На задание разведчики вышли поздно – все ждали, может, потемнеет. Но луна светила так ярко, что вся нейтральная зона просматривалась почти как днем.