Повозмущавшись, Юстина продолжила чтение записок экономки. А та в подробностях описывала грустные праздники поминовения умерших, посещение могилок и костельные богослужения за помин их души. Некоторым развлечением среди всеобщей печали и благообразия стал садовник. Выпив, по своему обыкновению, лишнего, он явился под окна управительницы и, памятуя об умерших, вместо обычных разудалых песен затянул какие-то душераздирающие песнопения, заливаясь при этом обильными слезами.

И в последующие дни ничего существенного не происходило. Юстина узнала о хозяйственных победах экономки, которой удалось выгодно продать прекрасно откормленных гусей и овечью шерсть. Далее шли описания сбора капусты и ее заготовок, причем приводились рецепты не менее десятка сортов заквашивания. А потом начались адские муки с клюквой. Изготовление из нее сухого варенья довело бедную Доминику чуть не до сумасшествия, неудивительно, что записи то и дело прерывались проклятиями по адресу драгоценной кузины Матильды.

Юстина напрасно выискивала в записях имя Польдика, буфетного мальчика. Наконец выяснилось, что его отправили на годичную стажировку в барский дом в Кренглеве, откуда он вернулся, досконально усвоив науку. Произошло это уже после смерти родителей пани Матильды. Точнее, после смерти матери Матильды. Его привезла сама панна Доминика, тоже присутствовавшая на похоронах. И очень радовалась возвращению доверенного слуги, которого к этому времени уже с большой натяжкой можно было называть "мальчиком".

Новое посещение Блендова прабабкой Матильдой состоялось лишь весной следующего года и опять принесло панне Доминике сплошные неприятности. Эта запись была сделана 2 июня. Зная, что панна Доминика год проставляет лишь в самом начале его, Юстина перелистала прочитанные страницы и выяснила, что уже шел 1887 год. Итак…

2 июня 1887 года

От посещения кузины Матильды, как обычно, одни неприятности. Уж я бы предпочла десять визитов кузена Матеуша перенести, чем один ее. Нежданно-негаданно свалилась на мою голову как гром средь ясного неба, на один день всего, а уж замешательства натворила – год не расхлебаешь. С терпением пытаюсь снести ее необъяснимое пристрастие к засахаренным фруктам и ягодам, ведь до чего дошла, того и гляди обычного варенья вовсе не станем варить, всю ягоду, включая клубнику и черешню, на сухое изведем. Благо еще, что для этого деревенскую девку дозволила взять на постоянно в помощь, иначе нипочем бы не справились. Одно мне утешение: за клюкву прошлогоднюю я великих похвал удостоилась, отличная клюква получилась.

И по свойственному ей обыкновению, вновь в библиотеке засела. Однако удалось мне подглядеть, как одни книги на полки ставит, а другие забирает. Буркнуть даже соизволила, дескать, любовь к чтению ее одолела, ныне же хороших старинных книг не достать, а тут имеются благодетельницей моей покойной запасенные. Видать, надобно и мне, как время выберется, кое-что почитать, не то совсем темною выгляжу. Три шкафа огромных в нашей библиотеке стоят, доверху книгами набитые, я же ни одной в руки не брала.

Может, грех роптать, но велено мне в Кренглево ехать и от тамошней старой Юзефины какие-то рецепты да кулинарные хитрости узнать. Я так понимаю, от дочери Юзефины, ибо она сама уж больно стара да недужна, а память и вовсе отшибло. Еще приготовить что сумеет, а вот словами растолковать, как блюдо изготавливается, – того уж, немощью старческой сломленная, никак не может. Билась я с нею немало, и лишь мое ангельское терпение помогло, ведь одно твердит: «того горстку, энтого горстку», а как велишь ей при себе что готовить, глядь – «того» едва щепотка нужна, «энтого» же – стакан целый. Вот теперь придется всего дознаваться от дочери старой Юзефины, ее в Кренглеве поставили кухаркой заместо старухи. Так неужто кузина Матильда не могла мне о том сказать раньше, когда я приезжала на похороны пани Кренглевской, царствие ей небесное? Ни словечка тогда не молвила, а тут приспичило ей – поезжай да поезжай! А поездка, глядишь, и неделю потребует, как же я дом брошу?

Ястреб на курей напал, и четвертой части цыплят мы не досчитались. Вот-вот клубника пойдет. Без моего присмотру бед не оберешься, а тут все бросай! Сама себе признаюсь, начинаю я питать неприязнь к своей хозяйке, и дивиться тому не приходится.

24 июня

Едва воротилась из Кренглева – новая неприятность. Дождалась Андзя, дождалась, а я уж надеялась, что пересуды о том ее полюбовнике – сплетни одни, а тут вышло, вовсе нет. Стыд и срам такой, что и писать грешно. Девка скрывала свое состояние, сколько можно, да некоторые вещи не утаишь, и как я приступила к ней сурово, призналась. Полюбовником ее оказался кожевенный подмастерье, что за шкурами к нам приезжал давеча, и он ей по сердцу пришелся, а жениться охоты не имеет. Постановила я выгнать ее немедля, однако же Марта, к которой я с большим доверием, за нее вступилась. Будучи замужем за нашим огородником, хотя тот пьяница горький, Марта ребеночка взять обязалась, своих ей Господь не дал. И ксендз мне присоветовал милосердие оказать. Поразмыслив, я за лучшее сочла еще разок с девкой Андзей по душам побеседовать. Как пошлет ей Всевышний силу разумения, кротость духа и смирение, Господь с ней, пусть остается, дитем тешится. Притиснутая с двух сторон, дала я свое согласие.

В мое отсутствие особых шкод в хозяйстве не произошло, Мадеиха с Польдиком за всем приглядели. А из Кренглева я много рецептов всяких привезла и со временем испробую, однако кое-какие из них представляются мне сомнительными.

17 июня

Клубника пошла, и черешня осыпается. Магда, что я из деревни в помощь себе взяла, работящая да ловкая оказалась, зато Ягуся, которую Мадеиха в кухарки готовит, ее родная племянница, намедни на пол вылила целый котел молока, на сыры приготовленного, с печи его снимая. И не сказать, что неуклюжая, что обе руки левые, так с чего бы? О кошку споткнулась, говорит, да я тому не верю, до сих пор кошки никому под ноги не кидались. Чует мое сердце тут некий секрет, а сама Ягуся словечка не проронит.

На Андзю я и глядеть не хочу, однако никаких афронтов ей не чиню и вроде не замечаю, когда она работу бросает, чтобы покормить своего дитятю. Обе с Мартой шашни свои втихую обделывают, и то ладно, негоже дурной пример другим подавать, а в случае чего вина будет на его преподобии ксендзе.

22 июня

Через торговцев-евреев дошли до меня слухи, будто пану Ромишу повышение по службе не вышло, жена его уж очень глупа и в обществе себя держать не умеет.

Долго я вчера заснуть не могла, перед раскрытым в сад окном сидя и о своей судьбе незадачливой размышляя. Все вопрос себе задавала: не слишком ли строга оказалась во времена былые?..

И вдруг в тиши ночной чьи-то шаги крадущиеся услыхала. А поскольку сторожевые собаки молчали, рассудила я, что наверняка свой крадется. Да своему зачем красться? И как была, в халате да туфлях домашних, из дому выбежала, ибо трусливой никогда не слыла. Чтобы неизвестного не спугнуть, не стала я бряцать засовами главного входа, а побежала прямиком к кухонной двери. Глядь, и впрямь кто-то под домом, к самой стенке прижимаясь, с осторожностью к этому же входу пробирается.