Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– два початка кукурузы;
– банка кофе «Инка»;
– пол-литра кефира (будет для картошки);
– большой пакет муки (немножко отдает затхлым, но, наверно, еще пригодна);
– сто граммов тонизирующих чаев (по причине цены потреблять в гомеопатических дозах);
– пять больших банок грушевого компота (буду есть в самом крайнем случае).
Получше, чем у Робинзона Крузо. Ну, может, выбор фруктов и овощей у него был больше.
27.08. Экономлю энергию и не выхожу из дому. Укрываюсь в мире развлечений. Постепенно втягиваюсь в «Красивых и дерзких». Хорошо, что действие развивается так медленно. Я в это время могу раскладывать пасьянс, брить ноги, просматривать журналы (купила на последние семь злотых). Или же делать все это одновременно.
* * *
Заодно вспомнила, что сегодня у меня день рождения. По этому случаю съела две горячих кружки бульона со вкусом омара и запила чашкой дорогого японского чая. Шиковать так шиковать.
29.08. Бруки, та блондинка, что ожидает ребенка, решила позвонить матери. Поговорить с ней, может, даже навестить ее в Париже.
После фильма и я решила позвонить маме. Может, даже навещу ее.
– Привет, Ирек.
– Привет, сестричка. Поздравляю с днем рождения. Часики тикают?
– Тикают, но словно бы потише, чем год назад.
– Ничего, как стукнет тридцатник, они понесутся.
– Спасибо на добром утешительном слове. А что у тебя?
– Опять не прошел в институт и еду в Германию к отцу, – объявил он.
– Насовсем? – испугалась я.
– Нет. Только заработаю на «полонез» и назад.
– А серьезно?
– А если серьезно, то в будущем году вернусь на вступительные экзамены. А пока надо где-то затаиться, а не то меня заметут в армию.
– Тебя отец пригласил?
– Отец еще ничего не знает. И вообще он там слегка сдвинулся из-за своего диабета.
– Так зачем ты хочешь свалиться на него?
– Не хочу я, но какой у меня выбор? Или чокнутый отец, или «как надену портупею, сразу чувствую: тупею».
– И когда же ты едешь? – Я сглотнула слюну. В обычное время даже не думаешь, какие крепкие узы связывают нас с нашими близкими. И только когда близкие уезжают, веревочка натягивается и не хочет отпускать.
– Завтра. У меня и билет уже куплен.
– Как там, справишься? Деньги у тебя есть? – Чего ради я спрашиваю, все равно ведь ссудить я его не смогу.
– Да не беспокойся ты за меня так, Малина. Все будет хорошо. Я ведь еду не в неизвестность. Жена у отца – славная тетка. Ты знаешь, что она прислала письмо? На маму она немножко обиделась после той программы, но это она меня пригласила. В сущности, чужой человек. Нет, вовсе это не значит, что я имею что-то против отца с его диабетом.
Он замолчал, словно ожидая, что я скажу. А я искала соответствующие случаю высокие слова.
– Значит, уезжаешь? – нашлась я наконец.
– Знаешь, я даже рад, потому что позавчера сосед начал ремонт. Целый день сверлит дрелью.
– А как мама реагирует?
– На соседа или на мой отъезд?
– На твой отъезд.
– Делает вид, будто ей безразлично, но немножко обижена. Отыгрывается на соседе. А вот и она пришла. Дать тебе ее?
– Давай. Ну что ж, Ирек, будем прощаться. Крепко целую тебя и держу кулаки. Не забывай польский.
– Не забуду. Обещаешь мне кое-что?
– Что?
– Что будешь огорчаться не больше чем по два часа в день. Слово?
– Попробую.
– Ну что, Малинка, сестричка, без пяти минут магистр, до радостного.
Ответить я не успела, потому что мама взяла трубку. Я только услышала, как она поправляет Ирека: «Надо говорить «до свидания»». И почти сразу же она рявкнула мне прямо в барабанную перепонку:
– Наконец-то у тебя пробудился интерес к родному дому и семье! Ты даже не представляешь, что я тут переживаю!
– Почему же? Представляю. – Мне тоже горько из-за отъезда Ирека.
– Нет, это невозможно представить! Это надо пережить! Этот Хаберек из четвертой квартиры совершенно озверел. Сверлит уже третий день!
– Я слышала, – сказать, что от Ирека, я не успела.
– Раз уж ты слышишь по телефону, то что говорить нам?
– Кошмар, – согласилась я.
– Слово «кошмар» – это эвфемизм. Каждые десять минут он сверлит, и так весь день с восьми утра до семи вечера. Ты знаешь, сколько за это время можно просверлить дырок?
– Много?
– Примерно сто девяносто, – быстро прикинула мама. – И все это на одной стене. Смежной с нашей квартирой, а точнее, с гостиной.
– Откуда ты знаешь?
– Догадалась по грохоту. Малина, ну скажи мне, зачем Хаберекам столько отверстий?
– Может, у них много картин? – предположила я.
– И знаешь, что хуже всего? Что приходится выносить все неудобства, связанные с ремонтом, понимая, что у тебя ничего не изменится.
– Да у нас уже нечего менять. Все подвернуто до последнего винтика. – Я ничуть не преувеличиваю. Наша квартира отделана, как Ленни Кравитц. Только что с меньшей фантазией.
– Ты к нам не приезжаешь, поэтому не знаешь, – поставила меня мама на место.
– А кроме ремонта что?
– Ирек уезжает, но это ты уже знаешь.
– Да.
– Я ему столько твердила, чтобы он взялся, наконец, за учебу! Но он предпочитал на компьютере играть и вот теперь должен убегать от армии, – тяжело вздохнула мама. – Ничего у меня в жизни не удалось. Муж болен диабетом и к тому же живет с иностранкой. Представляешь?
– Мама, но не каждой же быть принцессой Вандой.
– К сожалению, – снова вздохнула она. – Так хоть бы вам в жизни везло. Но нет! У других дети стоят на своих ногах. Приторговывают, не успеешь оглянуться – уже образование получили. А тут Ирек даже в Академию физвоспитания пройти не смог, ты шестой год учишься. Твои подруги уже в мае защитились, нашли хорошую работу, мужей.
– Какие подруги? – нервно поинтересовалась я.
– Да хотя бы дочка Кабатовой. Знаешь, какой у нее муж? Каждую неделю покупает теще розы, а иначе обеда не получит.
– Мама, во-первых, дочка Кабатовой никакая мне не подруга, а во-вторых…
– К словам придираешься? Поссориться хочешь?
– Нет, просто хочу, чтобы все было конкретно. Так какой же моей подруге так везет?