– Нет. Нет… Я бы не посмел.

– Еще как бы посмел. Я это вижу по вашим глазам.

– И какие они?

– Хитрые.

– Но я совершенно не такой.

– А какой?

– Не знаю. Обыкновенный.

– Опять обманываете!

– Я не специально!

– Меня зовут Лолита, если вы так хотите со мной познакомиться, но я предпочитаю «Лола».

– Очень хочу. Извините, а я Данко.

– А еще говорите, что обыкновенный.

– Это мама. Она любила русских писателей.

* * *

– Что я сделаю для людей? – сильнее грома крикнул Данко? – Ты ведь именно этого хотел, да, господин писатель? Вести за собой толпу, потряхивая пылающим сердцем? О таком будущем мечтал?

– Я не помню чего хотел, – Алекс с трудом разлепил покрасневшие веки. Вена на лбу сильно вздулась. По-моему, ты просто завистливый маньяк, ослепленный гордыней. Но оставим твой случай доктору Софии. Так я был знаком с Лолой?

– Отчасти. Ты превратил невстречу во встречу.

– Как это?

– Ах, господин писатель! Твоя сумасшедшая мамочка позаботилась о том, чтобы ты утратил большую часть своих способностей в случае, как ей казалось, непреодолимой опасности. Гениальная была женщина, чего уж там. Она сделала ключом пресловутую фразу. А кое-кто, ворвавшийся тогда в лекторий, та дурная старуха, которая спасла тебя, не преминула произнести эту банальность. То, что может Алекс – детский сад по сравнению с потенциалом Данко. Но ничего, мы над этим поработаем.

– Что ты такое говоришь, безумец? Как можно запустить потерю памяти с помощью фразы? – Алекс и Валерия слышали прерывистое дыхание через установленные по периметру арены колонки. Человека, издававшего звуки, судя по всему, переполняли эмоции. Двое переглянулись, решив следовать выбранной тактике и вытянуть из Ограничителя как можно больше информации. Настал черед Валерии разыгрывать простоту.

– Да, ээ… как Вас там? Господин Ограничитель, я тоже не совсем пониманию. Я, конечно, знакома с последствиями литературного гипноза, но представить такие изменения не могу. К тому, же не находите ли Вы, что это несколько не этично даже по отношению к собственному сыну?

– Вы говорите вздор. Этика. Какая к черту этика. Психея Кей плевать на нее хотела, и я с ней солидарен. Ваша… хм… общая знакомая поделилась с Вами, госпожа Повереску, прелюбопытнейшими архивными заметками. Помните того журналиста? Лишь он удостоился исповеди гениальной сумасшедшей. Только он. Разумеется, он опубликовал лишь крохи. Опять

Эта самая этика помешала ему, но… я раздобыл кое-что из его личных записей.

– И что там? Алекс мрачно вглядывался в зеркальную стену.

– Там очень много интересного для Вас, Данко и полезного для меня. Пишите.

* * *

– Мамочка, а что такое любовь?

– Любовь – необыкновенно красивое слово. Произнеси его вслух, только не представляй ничего нарочно, позволь твоему сознанию самому сочинить ассоциацию. Закрой глаза. – Мальчик послушался. – Давай!

– Любовь… – выдохнул Данко.

– Ну? Что это?

– Это… это не то запах, не то ощущение. Странное. Будто, знаешь, по венам в руке течет что-то теплое и золотистое, как мед.

– А на вкус?

– На вкус не знаю.

– Так, интересно. Значит, цвет и осязание. Хорошо.

– Что хорошо, мама?

– Все, сынок. Я хочу научить тебя кое-чему необыкновенному, раз ты, скажем так, пошел в меня. Я надеюсь, это защитит тебя от зла.

– Но какого зла, мам?

– Видишь ли, Данко, людям ужасно не нравится, когда кто-то не похож на них. Есть такое слово цвета лягушки – зависть. – Данко рассмеялся.

– Ну, ты и скажешь, мам. Тогда уж лучше желтоватой песчаной ящерицы, которая перегрелась и тем теперь делает языком вот так – мальчик высунул свой язык и зашипел, тогда настал черед Психеи вытирать слезы от смеха.

– Ох, сынок… Вдруг, она помрачнела. Возможно, ты достигнешь успеха иного рода и твои способности пойдут во благо. – Она погладила сына по голове. – И тем больше и опасней будет ящерица, которая станет охотиться за тобой.

* * *

– Значит синестезия? Она выявила у сына способности синестета и так поняла, что он обучаем? – Голос нервно бубнил за зеркальной стеной, забыв о людях на арене. Алекс схватился за голову. Из носа капала кровь. Валерия нервно кружила вокруг него, пытаясь хоть как-то помочь. Вдруг, будто опомнившись, она застыла, сняла туфлю и с размаху запустила ей в зеркальную стену. Бросок, несмотря на силу, никак не повредил поверхность.

– Да что же это такое? Он сейчас сознание потеряет? А этот варвар, знай себе, бубнит! Позовите уже доктора, наконец, и прекратите хотя бы ненадолго это зверство! Неужели не видите, ваш главный подопытный кролик вот-вот испустит дух! – Голос затих удивленный. Затем откашлялся и произнес, вернув прежнее самообладание.

– Вы правы, госпожа Повереску. Доктор София, пройдите к пациенту. Возьмите санитаров. Мы прерываемся на пять часов. Доктор Константин, подготовьте следующую пару действующих лиц. Госпожу Повереску изолировать. – Голос четко отдавал распоряжения, пока Валерия кипела от гнева.

– Что значит изолировать? Как Вы смеете? Я вам не рабыня! Я иностранная гражданка. – Голос усмехнулся. – В этом и соль, госпожа Повереску. Я могу делать с Вами все, что пожелаю. – Выдержав напряженную паузу ограничитель продолжил скучающим тоном, – В течение трех дней Вы, Валерия Повереску, прибыв в город, не явились в Департамент по делам иностранных сношений и не зарегистрировались, как того требует международное правило № 4567. Теоретически Вас, как нарушительницу закона, может задержать глава любого из Департаментов. Впрочем, я предпочитаю более простые методы. Вас, госпожа Повереску, нет в Городе. Никто не станет Вас искать.

– Но люди на входе видели меня и Лолу!

– Ах, это. Мало ли, кто шляется возле дверей.

– Вам когда-нибудь говорили, что Вы негодяй?

– Слишком часто, чтобы я забыл об этом, – произнес лишенный всяких эмоций голос. – Пять часов.

Глава 34. Imparfait

27

О Ветре, Мраке и Снеге

– Смерть, почему ты считаешь нас родственниками?

– А чем вы отличаетесь от меня? Бесплотные, всесильные, столь естественные в своем величии.

– Мы не одиноки. – Тихо ответил Снег.

– Что, прости?

– Я говорю, что у каждого из нас есть, чему радоваться. Ветер наполняет паруса корабля, от чего тот раздувается от гордости и мчится скорее в порт. А там, у причала уже стоит девушка с голубыми глазами, прижимая руки к груди в предвкушении встречи. Мрак дарит влюбленным часы уединения, а сам считает минуты до короткого свидания с Зарей, исполненного такой нежности, что даже солнце, закрывая глаза на законы дня и ночи, не слишком торопится занять место на небосводе.

– А я… Я дарю покой и умиротворение маленькому