– О нет-нет, – замахала руками проверяющая, – избавьте меня от подробностей, это такой ужас… Может быть, вы могли бы поспособствовать мне? Так сложилось, что я бездетна… а иметь рядом живое существо хочется… – Глаза ооновки на миг шмыгнули в сторону, как две маленькие хищные крыски. – Может быть, вы подберете мне девочку? Не старше семи лет… я видела тут несколько милых мордочек… Обещаю, что окружу бедную малышку заботой и вниманием…

– Нет ничего невозможного, мисс. Свяжитесь со мной через три дня, – улыбнулся американец и, дождавшись, пока женщина отойдет к машине, процедил: – Похотливая сука… В блоки, быстро! – заорал он охране.

– В блоки, марш в блоки! – дублируясь десятком мужских глоток, разнесся приказ над головами послушно повернувшегося строя.

…«Пункт К76», как официально именовалось это заведение в документах, был одним из более чем тысячи подобных «пунктов», созданных под патронажем ООН на оккупированной территории России. Эти заведения решали проблему детской безнадзорности. Если учесть, что, согласно отчетам, на оккупированной – или, как говорили чаще, «подконтрольной» – территории находилось не менее восьми миллионов детей младше шестнадцати лет, то поле деятельности открывалось широчайшее. Русские дети – вопреки тому, что указывалось в отчетах в мирное время – были в массе намного здоровей (особенно если дело касалось генетики, психических и хронических болезней) своих сверстников на Западе. Поэтому восьмимиллионная масса была просто кладом для ООН. С начала боевых действий уже было вывезено не менее двухсот тысяч детей; в «пунктах К» содержалось еще около четырехсот тысяч, и контингент по мере сил пополнялся. Желающих усыновить здорового белого ребенка в мире было множество. Впрочем, это касалось только тех детей, кому еще не исполнилось пяти-семи лет. Но и остальные в демократическом мире не должны были пропасть – их с распростертыми объятиями ждали «студии», «агентства», «клубы», фармакологические, парфюмерные и трансплантологические предприятия… Предоплата со множеством нулей капала на сотни счетов…

…Вильма ван Гельден, Джереми Джадд, Томас Обонго и Альваро Рохас – комиссия ООН, посещавшая «К76» – слегка гуляла на банкете, устроенном для них председателем комиссии по проблемам детства в Южной зоне Марксом Шапирским. Тут, среди своих, можно было расслабиться – тем более что, как тщательно ни отбиралась охрана «К» (предпочтение отдавалось военным, склонным к садизму и тупым даже по стандартам США), очень многие из охранников на такие комиссии глядели волками, а к своим подопечным относились неожиданно мягко. Возмутительно часты бывали случаи, когда охранники способствовали побегам!!! А недавно – буквально два дня назад – в «К104» под Тамбовом произошел вообще вопиющий случай: офицер охраны и один из сержантов (кстати, имевший несколько условных сроков за драки и не имевший даже среднего образования), заперев своих же товарищей в казарме, разоружили караулы и увели куда-то в леса больше двухсот детей! Вызванный на поиски отряд рейнджеров знаменитого 75-го полка «послал» куда подальше представителя ООН и демонстративно заселился на отдых в один из опустевших блоков… В довершение безобразий эти расисты – о ужас! – выпороли ооновского представителя хворостиной, многократно назвали «чернозадой сволочью» и «гребаным ниггером» (несчастный был афроамериканцем; но что самое дикое – точно так же его оскорбляли двое афроамериканцев из состава «рейнджеров»!) и выгнали из лагеря пинками, не отдав штаны и нижнее белье…

Впрочем, здешний комендант майор Келли гуманностью не страдал – однако и он ооновцев не любил, так что его не пригласили.

Джереми Джадд, порядочно нагрузившись русской водкой, обмочил штаны, ползая по полу, заснул в углу и в вечеринке толком не участвовал (дегенерат-англичанин, закончивший несколько знаменитых учебных заведений исключительно благодаря протекциям своей матери – виднейшей феминистки Соединенного Королевства, – не знал, что потребил невесть где надыбанную «паленку» довоенного производства под названием «Медвежутька» – и что к утру внезапно ослепнет и будет отправлен на родину). Старый педофил-садист, южноафриканец Том Обонго (многократно страдавший от властей еще в расистской ЮАР именно за это, но позднее втюхавший всем, что его преследовали по неким «политическим мотивам», и добившийся немалого поста в ООН), обалдевший от обилия в лагере белых мальчиков, затребовал себе сразу троих – пяти, семи и одиннадцати лет – и «уединился» со связанными детьми, плачущими от страха и унижения, в смежном помещении. Мексиканец Альваро Рохас и голландка Вильма ван Гельден в своих пристрастиях сходились – им обоим нравились маленькие девочки, и оба вполне могли держать себя в руках. Тем более что впереди еще столько интересного… Втроем с Шапирским они продолжали «гудеть».

Кстати, Шапирский, еще в мирное время ратовавший за как можно более широкий вывоз русских детей «прочь из этой безумной страны» и немало сделавший для пропаганды «усыновления за рубеж», вежливо выслушивал полубезумные излияния ооновцев, храп Джадда, крики и плач за дверью…

Его лично дети не интересовали ни с каких позиций. Кроме одной.

За них он получал неплохие деньги…

…И древние Боги и молодой Бог уже нахмурились. Но, если бы этим людям сказали об этом, они просто рассмеялись бы.

Эти существа, пьянствовавшие и развратничавшие в аду под названием «К76», в замершей от ужаса и гнева России, уже давно не верили ни в каких богов.

* * *

«Не дрищи!» Андрюшки Ищенко и Олега Гурзо долетел, как в той песне. На честном слове и на одном крыле. Вернее, слава богу, крылья уцелели оба. А вот двигатель был разворочен капитально. Настолько капитально, что, заглянув в обед в ангар, я обнаружил всех наших техников мрачно сидящими вокруг «Грифа».

– П…ц, – сказал Ванька Тимкин в ответ на мой молчаливый вопрос. – Металлолом.

Я посмотрел. Иного названия движок не заслуживал. Вернее – до войны его приняли бы не во всякий металлолом; побоялись бы.

– Чего хоть было-то? – уточнил я.

– Олег говорит, вертушка за ними погналась. Еще на пути к цели, сразу за фронтом. Выскочила из-за холмов, кэ-э-к… – Денис Коломищев сделал многозначительный жест. – Короче, движок Олег потушил сразу, из ручного огнетушителя, Андрюха в балку нырнул, вертушка мимо прошла. Они к реке выскочили этой балкой и кое-как допланировали.

– Блин, если бы не двигатель… – начал я.

Димка Опришко меня перебил:

– А если бы в гранаты угодило – вообще одна пыль осталась бы.

– Наверное, вертолетчики и не поняли, что это такое было, – сказал Ванька.

Димка поморщился:

– Да поняли. Решили, что это терский мотор, конечно.

Я вздохнул. За три недели – и за одиннадцать боевых вылетов – это была первая такая неудача.

– Пошли обедать, – предложил я. – Потом еще посмотрим.

Вот что всегда было тут хорошо – нас здорово кормили. Ни о каких карточках мы и слыхом не слыхивали – вернее, именно что слыхивали. Кубанское руководство учло ошибки Великой Отечественной, когда власть чуть-чуть не уморила деревню, стремясь как можно лучше накормить фронт. По крайней мере, так нам объясняли[14].