— Смотри, Αγάπη μου[32], смотри же, — зашептала она, — мы уже почти добрались. Скоро найдем тебе доктора… Один из моряков знает такое место…

Мариам изо всех сил пыталась не вспоминать слова Елены: «Ты должна быть готова. Младенец слаб, не может есть. Ему недолго осталось». Фокусница, сама потерявшая двух детей совсем маленькими, говорила с такой грустью… «Не вини его мать. Больна знать, что твой ребенок умрет, даже если он… такой. На все воля Божья. — Она положила руку подруге на плечо. — Это не последний».

«Но не для меня! — хотелось закричать Мариам. — Бог не вспоминает о таких, как я! И других детей у меня никогда не будет!»

Неужели она действительно произнесла вслух эти ужасные богохульные слова? Возможно. Ей было все равно, услышал ли кто-нибудь. Пускай смеются, пускай! Силачка видела, с каким отвращением они мыли и пеленали ребенка, чувствовала, с каким ужасом смотрели на его ножки. А Мариам замечала лишь красоту: чудесные пальчики с перламутровыми ноготками.

Только вот младенец, казалось, совсем ничего не весит.

— Потерпи немножко, милый, скоро мы найдем помощь, вот увидишь… Я не сдамся, никому тебя не отдам…

Поднесла к малышу палец — и вокруг него тут же сомкнулся крошечный кулачок. За всю свою жизнь Мариам никогда не испытывала подобного.

Она едва могла вынести столько любви, столько боли.

Один из моряков что-то крикнул остальным и указал на горизонт. Женщина посмотрела туда же, но не смогла толком ничего разглядеть. Вдалеке, словно суровые стражи, возвышались заснеженные горные вершины. Но впереди висел плотный туман. Спокойная вода лагуны — одного цвета с небом. Моряк закричал еще раз. Стая птиц с криками пролетела мимо и заскользила над голубой бездной.

Внезапно туман рассеялся, и великанша наконец увидела легендарный город в золотых и розоватых лучах рассвета. Казалось, его населяют ангелы.

Посмотрела на ребенка. Он уже не дышал. Открытые глазки остекленели. С помощью четырех матросов Елене едва удалось забрать мертвого малыша.

Только сейчас, глядя на толпу, великанша поняла, как устала.

А она-то думала, что провела Бочелли, выторговав двух лошадей! Все слишком удачно складывалось. Неожиданно подвернулся корабль, моряки без разговоров доставили женщин в Венецию. Они же посоветовали отнести мертвого малыша в Ospedale degli’ Incurabili. Все это время Мариам была пешкой в чужой игре.

Керью спешил к ней, а несчастная видела перед собой мужчин, которые много лет назад мучили ее.

Акробатка бросилась бежать.

Через толпу, вслепую, прижимая к себе детский гробик. Мужчины и женщины разбегались в панике. Мариам видела, как двигаются их губы, напрягаются желваки, но ничего не слышала — мир словно онемел. Только сердце гулко ухало в груди.

Она скрылась за церковью, пытаясь найти дорогу к больнице, но не там свернула. Пронеслась по мостику через канал и очутилась на какой-то развилке. Помедлив, свернула налево, в арку. Тупик!

Впереди плескалась широкая полоса воды. А погоня была уже в нескольких шагах. Бежать некуда. Ловушка! Мариам обернулась и увидела: в руке Бочелли сверкнул кинжал.

Великанша знала, придется драться. За ней пришли с собаками? Где-то поблизости наверняка есть псы. Странный привкус во рту. Кажется, сейчас вырвет. На нее словно опять нацепили коровьи рога. Несчастная беспомощно помотала огромной головой, словно раненое животное.

Малыша спасти не удалось. Он прожил короткую и полную мучений жизнь. Но великанша решила все равно защищать его до последнего вздоха.

Они не заберут моего ребенка. Клянусь.

Жизнью своей клянусь.

Но скоро Мариам поняла, что борьба бесполезна. Она сильнее прижала гробик — и прыгнула. Камнем упала в зеленые воды, погружаясь все глубже и глубже.

Керью очнулся. Звонили колокола. Он лежал на влажной земле в тупиковом переулке. Отвратительно воняло застарелой мочой. В затылке пульсировала ужасная боль.

Сначала Джон не мог вспомнить, как тут очутился. С трудом привстал. Нащупал сквозь спутанные волосы стремительно распухающую шишку размером с яйцо.

Рядом кто-то заплакал.

Женщина, которая вглядывалась в воды канала Гвидекка, услышала шум и обернулась.

Мужчина вдруг понял, что не может произнести ни слова. Они молча смотрели друг на друга, как пассажиры погибшего корабля, которые только что очнулись на чужом берегу.

Незнакомка опустилась на землю и спрятала лицо в ладонях.

Керью с трудом сел. Одежда насквозь промокла и пропиталась грязью, в ушах звенело.

Постепенно он вспомнил маленькую кампо, ворота церкви, женщин, жавшихся к стене, неожиданное появление Амброза и его спутника — или подельника. И уродливую великаншу, которую принял за мужчину. Она убежала, сжимая гробик.

— Что с ними? — крикнул он скорбящей, но она не ответила.

Джон попробовал встать. Поморщился от боли в затылке и ребрах. Похоже, ему здорово досталось.

— Как тебя зовут?

— То yνομά μου είναι Ελένy[33], — послышалось сквозь всхлипы.

Ну и что с этого толку? Джон припомнил, что там, на кампо, с ней были двое детей.

— А где твои малыши?

— Послала в больницу, сообщить матери, — беспомощно развела руками Елена.

— Чьей?

— Умершего малыша.

Некоторое время Керью пытался понять, что она имеет в виду.

— Она не может ходить… Ноги… Уже кое-что вспомнила… но не об этом…

Женщина замолчала, не в силах продолжать.

Господи Иисусе! Джон прикрыл глаза. Что он, избитый до полусмерти, делает в каком-то богом забытом проулке? «Ничего удивительного», — зазвучал в ушах голос Пола.

Но надо выбираться. Какое ему дело до этих женщин и их мертвого малыша? Надо ехать в конвент. Джон уже давно был бы там, если бы Амброз передал послание! Попытался шевельнуться — сразу накрыло ошеломляющей волной боли.

Амброз! Русалка! Теперь пройдохе до нее не добраться. Керью вспомнил гримасу мистера Джонса, когда тот все понял. Засмеялся, но тут же скорчился от невыносимой боли в ребрах. Решил еще немного отдохнуть.

— Те двое… — спросил у женщины, не открывая глаз. — Видела, куда они пошли?

Ответа не последовало. Джон разомкнул веки и встретился взглядом с Еленой. Лицо искажено горем и отчаянием, но она явно не дура. Они молча сидели, глядя в серо-зеленую маслянистую воду.