— Точно? — перебила я. — Имею в виду, точно ли ее подавили?

Может ли быть такое, чтобы хромцы настолько хорошо ушли в подполье, что даже викарий Святого Танкреда не верил в само их присутствие в Бишоп-Лейси?

— Кому бы ни принадлежала ее верность, — продолжил викарий, — мы не должны судить других за их верования, не так ли?

— Полагаю, нет, — сказала я, и тут до меня дошел смысл его предыдущих слов. — Вы сказали, что разговаривали с мистером Сэмпсоном? Мистером Сэмпсоном из Ист-Финчинга?

Викарий кивнул.

— Тедом Сэмпсоном. Он до сих пор приходит помочь с палатками и киосками. Занимается этим с детства, уже двадцать пять лет. Говорит, так он чувствует себя ближе к родителям — они оба похоронены здесь, на церковном кладбище, понимаешь. Конечно, он живет в Ист-Финчинге с тех пор, как женился на…

— Да? — произнесла я. Если бы у меня были усы, как у кошки, они бы подрагивали.

— О боже, — сказал викарий. — Боюсь, я наговорил лишнего. Извини, у меня дела.

Он опустился на колени и продолжил подрезать траву, и я поняла, что наша беседа закончена.

Шины «Глэдис» шуршали по бетону шоссе, когда мы неслись к Ист-Финчингу. Сначала дорога была легкой, но потом, когда она начала подниматься и изгибаться круг за кругом по окрестным холмам, мне пришлось нажимать на педали изо всех сил.

К тому времени, когда я добралась до Бедняцкого колодца на верхушке холма Дэнхем, я тяжело дышала, как собака. Я слезла с велосипеда и, прислонив «Глэдис» к каменному основанию колодца, бросилась на колени попить воды.

Бедняцкий колодец был скорее не колодцем, а природным родником — вода вытекала из какого-то подземного источника еще до того, как римляне впервые припали здесь к ледяной освежающей воде.

Родниковая вода, насколько я знала, представляет собой выдающийся химический бульон: кальций, магний, калий, железо и разнообразные соли и сульфаты. Я схватила старую помятую жестяную кружку, висевшую на цепочке, набрала журчащей воды и пила, пока не взбодрилась.

Вода еще стекала по моему подбородку, когда я поднялась и окинула взглядом окрестности. За моей спиной, как кукольный городок, расстилался Бишоп-Лейси. Сквозь него лениво извивалась река Ифон, перед тем как так же неспешно повернуть к Букшоу.

Теперь, почти две недели после сбора урожая, большая часть полей сменила летнюю зелень на более светлый, сероватый оттенок, как будто мать-природа, слегка кивнув, позволила краскам поблекнуть.

В отдалении, словно черный жук, трактор тащил борону по фермерскому полю, жужжание его двигателя четко доносилось до моих ушей.

Отсюда я могла видеть Изгороди, зеленый оазис в излучине реки. И Букшоу, камни которого тепло светились в солнечном свете, словно это были драгоценные топазы, отполированные рукой мастера.

Дом Харриет, подумала я вдруг, и к горлу подкатил комок. Должно быть, дело в колодезной воде. Я подняла «Глэдис» с того места, где ее оставила, и тронулась в сторону Ист-Финчинга.

С этого места весь путь шел под гору. После нескольких сильных толчков, чтобы набрать скорость, я положила ноги на руль, и мы с «Глэдис» устремились вниз, словно гончие. По пыльной дороге мы неслись на главную улицу Ист-Финчинга.

В отличие от своих соседей, Мальден-Фенвика и Бишоп-Лейси, Ист-Финчинг не был осколком старой доброй Англии. Никаких наполовину каменных, наполовину деревянных домов, никакого буйства цветов во дворах. Мне на ум пришло слово «неряшливый».

По меньшей мере у половины магазинов на главной улице были заколочены окна, а те, которые, по-видимому, еще оставались в деле, имели довольно печальный и пораженческий вид.

В витрине табачной лавки на углу висела кривая реклама: «Сегодяшние газеты».

Колокольчик над дверью резко звякнул, когда я ступила внутрь, и седовласый мужчина в старомодных квадратных очках оторвал взгляд от газеты.

— Ну? — спросил он, как будто я застала его в ванной.

— Простите, — сказала я, — возможно, вы сможете мне помочь? Я ищу мистера Сэмпсона, Эдварда Сэмпсона. Не могли бы вы сказать, где он живет?

— И что тебе от него надо? Печенье продаешь, что ли?

Его рот исказился в отталкивающей ухмылке, обнажив три жутких зуба, как будто выточенных из гнилого дерева.

То же самое сказала мне гнусная Урсула в дверях Ванетты Хейрвуд: плохая шутка, циркулировавшая по окрестностям, как это бывает.

Я прикусила язык.

— Печенье продаешь, да? — повторил он, как комик из мюзик-холла, эксплуатирующий одну и ту же шутку.

— Нет, — ответила я. — Родители мистера Сэмпсона похоронены на церковном кладбище Святого Танкреда в Бишоп-Лейси, и недавно мы основали фонд для поддержания могил. Война, видите ли… Мы подумали, что, может быть, он захочет…

Человек скептически воззрился на меня поверх очков. Мне надо сочинить что-нибудь получше.

— О да, чуть не забыла. Еще я пришла передать благодарность от викария и дам из Женского института и Алтарной гильдии мистеру Сэмпсону за помощь на празднике в субботу. Успех был потрясающий.

Думаю, это Женский институт и Алтарная гильдия сработали. Продавец с отвращением сморщил нос, приподнял очки чуть повыше и ткнул большим пальцем в сторону улицы.

— Желтый забор, — сказал он. — Скупка трофеев, — и вернулся к чтению.

— Спасибо, — поблагодарила я. — Вы очень добры.

И я была почти искренна.

Это место было сложно пропустить. Высокий деревянный забор того оттенка желтого, который выдавал использование излишков авиационной краски, выгибался в разные стороны вокруг большого участка.

Было очевидно, что забор поставили в попытке скрыть с улицы уродство бизнеса по скупке трофеев, но с незначительным успехом. За ним кучи ржавого металла торчали в воздухе, словно диковинные гигантские существа.

На заборе большими красными буквами, явно рукой любителя, было написано: «Сэмпсон. Скупка трофеев, металлолома. Лучшие цены. Запчасти для машин».

Железный брус подпирал двустворчатые ворота, закрывая их. Я пристроилась к щели и заглянула внутрь.

К моему раздражению, я мало что увидела — с угла, под которым я смотрела, обзор загораживал поломанный грузовик, перевернутый и со снятыми колесами.

Бросив быстрый взгляд направо и налево по улице, я сдвинула брус, потянула ворота, чуть-чуть приоткрывая, сделала глубокий вдох и просочилась внутрь.

Прямо передо мной табличка с кроваво-красными буквами на остове мебельного фургона предупреждала: «Осторожно, собак», как будто упомянутое животное перегрызло художнику горло до того, как он успел дописать «а».

Я тут же замерла и прислушалась, но никаких признаков собаки не было. Возможно, это предупреждение лишь для того, чтобы отвадить незнакомцев.