— С трудом, господин.

— Что ж, сделайте все возможное, чтобы «Омниссия» вошла в систему. С командиром Альфа-Легиона установлен контакт?

— Легионерские сигнатуры установлены, — информирую я его. — Командует мастер-терзатель Армилл Динат.

— Армилл Динат, — повторяет Варикс. — Восстание?

— Перекинулось на окружающие луны, — сообщает Ауксабель. — Его представили, как бунт, но вспышки систематичны и выдают чрезвычайно скоординированные схемы. Предполагаю, что это предвестие операции всепланетарного уничтожения, господин.

— Легион раскрывает себя, — подтверждает ударный командор. — Если Армилл Динат командует с поверхности планеты, значит в его распоряжении, видимо, три-четыре батальона легионеров и вспомогательные подразделения спаратои. Вероятно, на подходе дополнительные силы. Астропат?

— Три тяжелых крейсера Альфа-Легиона подтвердили вход в систему, — сообщает Кворван Криш. — А из Глубин Биссда-Эскона прибыла боевая баржа «Омикрон» с дополнительными подкреплениями.

Варикс одобрительно кивает.

— Магистр Криш, — обращается он к астропату, — я хочу отправить сообщение мастеру-терзателю Динату.

— Содержание, ударный командор?

— Передайте мастеру-терзателю, что перенаправленные на подавление мятежа силы Механикума и боевая группа титанов нейтрализованы. Боги-машины и их транспорт в руках Альфа-Легиона. Сообщите ему, что его действия вынудили нас отступить от директив собственной операции, но выполнение дополнительных задач завершится через… Элапсид?

— Элапсид/гамма-хи-сигма-омикрон-дзета, — докладывает боец.

— Пять минут, — заканчивает Дартарион Варикс. — «Омниссия» направляется ему на помощь, а моя ветеранская горта ожидает его распоряжений.

— Мы отправляемся на Каллистру Мунди, господин? — спрашиваю я.

— Да, — подтверждает Дартарион Варикс. — Мой брат-командор желает провести там Терзание.

— Господин, — я подтверждаю приказ.

Терзание.

Это больше, чем просто слово.

Моя внутренняя база данных определяет его, как символ. Стратагему.

Терзание — это выражение искусства войны XX Легиона. Это опыт, как обвинителя, так и пострадавшего. Замешательство. Беспорядок. Предательство. Паника. Ужас. Вражеские силы, преследующие призраков. Наши враги, сражающиеся друг с другом. Мы наблюдаем, как они раскрывают свои слабости. Как они проходят путь от отчаяния до уничтожения. Мы приводим их в бешенство. Затем, когда они больше не выдерживают, когда оказываются на алтаре нашего тактического совершенства, мы приносим их в жертву неотвратимого. Ураган скоординированных атак. Альфа-легионеры, сверкая дульными вспышками болтеров, появляются из-за каждого угла, из каждой тени, из-за облика каждого, кто считается другом и союзником.

Такую картину истребления стоит увидеть.

— Мастер-терзатель взывает к легионерам Двадцатого, — говорит нам Дартарион Варикс, — желая покончить с этим миром. Мои братья, мы принимаем участие в исключительной операции. Терзание Каллистры Мунди начинается.

Палуба под моими ногами была наклонена, и я передвигался по ней подобно крабу — одна нога на том, что раньше было полом, другая на том, что было стеной правого борта. Изменившееся притяжение причудливым образом преобразило коридоры корабля.

Возможно, это результат какой-то неисправности? Не уверен. Хоть я мало в этом понимаю, но живо представляю себе, как притяжение, подобно снежным сугробам, скапливается в углах коридора. Дома, на Номее, до того как всё кончилось, тоже был снег.

Отбросив эту мысль, я двигаюсь дальше, используя настенные светильники как поручни, предварительно разбивая мерцающие электросвечи прикладом лаз-ружья. Остальные поспевают за мной, и я слышу их натужное дыхание в этом холодном и тяжелом воздухе. Мне не нужно оборачиваться, чтобы видеть световые ореолы вокруг их голов. Я знаю, что как и раньше, у одних они красного цвета гнева — у других черного цвета ужаса.

Лишившись внутреннего корабельного освещения, мы могли ориентироваться только по мрачному свечению из помещения в дальнем конце коридора. Впереди нас протянулись тени, похожие на бездонные моря чернил. Я ощущал себя каким-то паразитом, ползущим по горлу мёртвого животного, чтобы вылезти из приоткрытой клыкастой пасти. Нас окружал скрежет гнущегося металла, словно сам корабль стонал. Я не был рождён в пустоте, но опыт многочисленных полётов на кораблях говорил мне, что такого быть не должно. Этот звук означал: что-то испытывает предельные нагрузки, и долго оно не выдержит.

Эти размышления утомили меня окончательно, и я остановился передохнуть. Я чувствовал себя мокрым и уставшим, как-будто прямо в униформе, плаще и ранце меня протащили через ледяную воду. Остальные тоже остановились, и мы присели на выступе заклиненного люка.

Даллос сидел ко мне ближе всех, и я увидел что он уже достал карты, и вертел их в своих тонких розовых пальцах. Он перебирал потёртые прямоугольники плас-бумаги с механической ловкостью каталы. Карты блеснули, и стало видно что печать на «лицах» стёрлась в местах, где тысячи раз касались его пальцы. Я мог разглядеть только цифры и абстрактные геометрические фигуры на рубашках.

— Четвёрка — изумрудов, — пробубнил Даллос, не подозревая что говорит в слух. — Двойка — молотов. Сияющая стрела огня упала рядом с его подразделением, достаточно близко чтобы превратить в факелы остальных членов минометного расчета, но не достаточно чтобы убить Даллоса. Та часть лица, что я видел, была такой же розовой как и его руки, которыми он сбивал с себя пламя. Такой же обожжённой и яркой была и его аура.

Никто из нас не был в порядке. Даже самый оптимистичный наблюдатель назвал бы нас жалким сборищем душ. Шестеро мужчин, одетых в форму великой Имперской Армии, собравшихся из разных батальонов, что были разбросаны по фронтам восстания. Мы были простыми пехтурусами, сынами разных миров, сведенные вместе безжалостной машиной этой новой войны. Я думаю, что у всех нас раньше были разные звания и должности, но на этом корабле это не имеет значения. Никто из нас не был главным, здесь не было командной цепи, мы просто были сами собой. Любые позывы салютовать или отдавать приказы выглядели бессмысленными. Множество вещей выглядели бессмысленными после всех тех ужасов, которым мы стали свидетелями.

Всё же мы выжили. Я потерял пальцы на руке, но так как она была левой я посчитал что мне еще повезло. Также в моём туловище и бедре до сих пор осталась картечь, которая мучает меня колющей болью при каждом шаге и не даёт заснуть. Как я уже говорил, Даллос обгорел. На эбеновой коже Бренга были рубцы и шрамы, оставшиеся после газовой атаки. Говорить для него было мукой — гортань бедного дурачка сильно пострадала, так что он общался с нами кивая или мотая головой. ЛоМунд, я думаю, раньше был офицером. Об этом говорят его длинные белые волосы и благородные черты лица. Его сломило ранение в живот, выпустившее кишки в грязь. Он спасся только благодаря слепой панике и притоку адреналина, позволившие ему добраться до безопасной зоны, неся свои внутренности в руках. Были еще Ченец и Яо, с желтоватыми лицами и вечно надвинутым на глаза капюшонами. Оба происходили с одного мира, и оба едва не были убиты когтями и огнём стабберов.