— Что за шум во дворе моего дома?

— Шум? Какой шум? — пьяный слуга недоуменно осмотрелся по сторонам.

— Ты что, мерзавец, не слыхал, как во дворе кричали? Так ты бережешь мое добро? Быстро позови ко мне кого-нибудь из сыновей!

Слуга послушно закивал, оставил огарок свечи на столике у кровати старика и бросился выполнять приказание. Он спустился в комнату на первом этаже, где спал Жак и принялся опасливо тормошить молодого господина.

— Тебе чего? — взревел Жак, протирая заспанные глаза и с трудом поднимая отяжелевшие от вина веки.

— Отец зовет.

— Черт побери, что ему понадобилось среди ночи! Ведь я к нему заходил вечером.

— Не знаю, не знаю, господин, я не виноват, он совсем разбушевался. Злится, кричит…

— Ладно, сейчас поднимусь. Жак накинул на плечи халат и чертыхаясь, нещадно бранясь, поднялся в комнату старика.

Тот сразу же принялся грозить своему сыну пальцем.

— Что за шум был во дворе?

— А-а, — заулыбался Жак, — я хотел тебе сказать, но подумал, что ты спишь и решил не беспокоить до утра.

— Да я вообще не могу уснуть, когда кто-нибудь кричит, а в последнее время в моем доме только и слышны пьяные крики и брань. Пользуетесь, что я не могу до вас добраться.

— Успокойся, отец, — сказал Жак и сел на край кровати.

— Ну так что там, рассказывай поскорее! Жак засмеялся. Ведь он прекрасно знал, как старый Реньяр относится к Констанции. И Жак понимал, что если он обо всем расскажет, может начаться скандал, который не кончится до утра и уже никто тогда в этом доме не сможет уснуть. Ведь Жак прекрасно знал неистовый нрав своего отца.

— Ну, так что там? Говори быстрее, что ты тянешь!

— Как бы тебе сказать, отец, помягче, чтобы не обидеть… — начал Жак.

Но старик схватил его за рукав и дернул.

— Говори как есть, ничего не скрывай! Что-нибудь с Констанцией?

— Да, отец, с Констанцией.

— Так что же ты молчишь, ей плохо, что-нибудь случилось?

— Да нет, ей хорошо, она у себя в комнате.

— Тогда в чем дело?

— У нее появился кавалер.

— Что? — взревел старик, брызгая слюной. — И кто же он?

— Если я тебе скажу, ты, наверное, будешь злиться.

— Говори! Говори! — рявкнул старик.

— Это Филипп Абинье.

— Что? — как бы не поверив своим ушам, переспросил старый Реньяр.

— Филипп Абинье, отец.

— Так ведь он еще мальчишка!

— Да не, отец, ты просто давно его видел.

— Где он?

— Мы связали его и бросили в пристройку.

— А что Констанция?

— Так я же тебе говорю, отец, она сидит в своей комнате и рыдает.

— Рыдает? Это еще почему?

— Мы поймали Абинье, когда он лез к ней в окно.

— Как он посмел пробраться в мой дом?

— Да, отец, в смелости ему не откажешь. Я давно подозревал, что с Констанцией что — то не так. И вот сейчас мы смогли убедиться.

— Мне кажется, Жак, ты что-то врешь и не договариваешь. Быть может, он просто хотел пробраться в наш дом и убить меня?

— Да нет, отец, он лез в окно Констанции, она сама подняла раму.

— Я тебе не верю, — пробурчал Гильом Реньяр, — позови Констанцию, я хочу поговорить с ней, ведь она мне никогда не станет врать.

— Как хочешь, отец, — сказал Жак и поднялся с кровати.

Но старый Гильом его остановил.

— Жак, не надо беспокоить Констанцию, завтра утром во всем разберемся, пусть спит. Жак пожал плечами и застыл в двери.

— Иди, иди, я хочу отдохнуть, — махнул рукой отец. И Жаку ничего не оставалось, как покинуть комнату отца. Он спустился вниз, сопровождаемый слугой, и увидел Клода, который тут же поднялся от стола и направился к брату.

— Чего он тебя вызывал?

— Да ну его, — махнул рукой Жак, — спрашивал, что случилось, кого поймали…

— И что ты ему сказал?

— Я сказал все как было.

— А он?

— Разозлился. Он не поверил ни единому моему слову, ведь он свято верит, что Констанция честна и невинна.

— А разве ты, Жак, в это не веришь? — Клод усмехнулся.

— Я теперь ничего не понимаю. В нашем доме в последнее время творится такое… Я разобраться во всем этом не в силах.

— Да-да, — закивал головой Клод, — просто ужас!

— Ладно, пошли спать, утром разберемся. И братья разошлись по своим комнатам. А слуга еще долго стоял, держа в руках свечу. Воск медленно оплывал, а слуга прислушивался к звукам, наполнявшим дом.

Хозяин уже перебил ему сон, и слуга понимал, что не сможет уже уснуть до рассвета.

Констанция была не в себе. Мысли путались. Она задавала себя вопросы, но не находила ответов.

— Что делать? Что делать? — шептала девушка, теребя подол платья. — Как помочь Филиппу? Что сказать Виктору, чтобы он отменил свой страшный приказ? Ведь он такой жестокий, что ему ничего не стоит убить Филиппа. Может, поговорить с Гильомом начистоту, объяснить, что Филипп ни в чем не виноват, что это я по —

Звала его? И может быть, тогда братья отпустят возлюбленного?

Минута проходила за минутой, но Констанция продолжала неподвижно сидеть, не в силах принять какое-либо решение. Ей хотелось броситься в комнату к Гильо-му, упасть перед ним на коленях, выпросить прощение для своего Филиппа.

Но она чувствовала, что сейчас в доме власть постепенно переходит в руки Виктора, и старый Гильом Реньяр уже бессилен что-либо изменить.

А еще ей хотелось броситься к окошку темницы, в которой томился Филипп, броситься и признаться ему в любви, утешить, успокоить, сказать, что она помнит о нем. Но эти желания были противоположными, и девушка была не в состоянии решить, куда же бежать сразу. Поэтому она и сидела неподвижно, глядя на свою тень на шершавой белой стене.

— Как все плохо! Я даже не думала, что такое может случиться! А что если поговорить с Клодом и Жаком, ведь они не такие бессердечные, как Виктор? Может быть, они меня поймут, поддержат, уговорят Виктора не убивать Филиппа? Нет, они не пойдут наперекор старшему брату и разговаривать с ними бесполезно. Они, конечно, посочувствуют мне, а скорее всего, просто посмеются и будут рады

Расправиться со своим заклятым врагом Филиппом Абинье, хотя он-то сам ни в чем не виноват. Ведь это же Реньяры убили его отца, а не Филипп Абинье убил кого-то из Реньяров! Надо дождаться рассвета, может быть, придет какая-нибудь спа —