— И именно таким образом ты его и нашел, — предположила Нина.

— Нет. Мы не нашли ничего, что связывало бы вместе всех девочек. Мы никогда так и не приблизились в своих поисках к какому-либо результату, поскольку так и не сумели выяснить, где он увидел каждую из них впервые. Вот почему, когда пропала Карен, я снова начал обследовать места, откуда похитили девочек, — единственные, о которых нам было известно, что они связаны с убийцей. Больше мне ничего не оставалось. Нет никакой связи, и нет никакой возможности ее найти. Если не считать того, что в последний раз он все-таки вернулся на место преступления, и, как мне показалось, — для того, чтобы вновь оживить в памяти то, что там случилось. А как только я увидел его в двух таких местах, я решил, что это тот самый человек. И я его выследил.

— Но потом, — сказала Нина, осторожно подбирая слова, — ты обнаружил, что это вовсе не тот человек.

— Не так. Тот, кого я убил, похитил по крайней мере некоторых из несчастных девочек.

— Хочешь сказать, что тот, который действует сейчас, ему подражает?

— Нет. Я хочу сказать, что убил официанта, а не того, кто заказывал пиво.

— Не понимаю.

— Тот, кто слал посылки, и тот, кто похищал девочек, — разные люди.

Нина уставилась на него. Человек прямоходящий решает, что ему нужна девочка, и делает заказ? А потом кто-то просто доставляет ему ее, словно пиццу?

— Вот почему после Карен больше ни одна девочка не пропадала, хотя кто-то и доставил посылку. Человека, который похищал их, уже не было в живых. В отличие от убийцы.

— Но серийные убийцы так себя не ведут. Да, были некоторые, работавшие совместно. Леонард Лейк, Чарльз Джон и Ричард Дарроу. Фред и Розмари Уэст. Но ничего подобного не было.

— До сих пор не было, — согласился он. — Но мы живем в меняющемся мире, где все делается для удовлетворения нужд человека. Какими бы они ни были.

— Тогда каким образом получается, что девочек ничто между собой не связывало? Как ты сказал, похититель, вероятно, действовал стандартным образом, и мы вполне могли бы выяснить, каким именно.

— Если это каждый раз был один и тот же человек.

Нина посмотрела на него и моргнула.

— Похитителей было двое?

— Может быть, и больше. Почему бы и нет?

— Потому, Джон, что Человек прямоходящий за последние два года заполучил лишь одну потенциальную жертву. Сару Беккер.

— Кто сказал, что это он? — Он поднял бутылку и обнаружил, что та пуста. — У тебя наверняка есть еще вино.

Он вошел в дом, и Нина последовала за ним. Открыв холодильник, он недоверчиво уставился в его пустое нутро.

— Джон, у меня больше нет ничего выпить. Что ты имеешь в виду — кто сказал, что это он?

— Сколько серийных убийц вам удалось поймать за все время работы в Калифорнии?

— По крайней мере семь, может быть, даже одиннадцать. Зависит от того, как считать…

— Именно. И это только те, которые тебе известны. В одном лишь штате, причем в штате, который по уровню преступности далеко не на первом месте. А по всей стране их сотни, если не больше. Может быть, даже намного больше. Огромная клиентская база. И чтобы всю ее перерыть — потребуется немало времени и сил.

— Даже если ты и прав — что, честно говоря, еще нужно доказать, — как это может помочь нам найти Сару Беккер?

— Никак, — согласился он, и все его раздражение внезапно куда-то исчезло. Он сильно потер лоб. — Как я понимаю, федералы все еще проверяют все концы, ведущие к ее семье?

Нина кивнула.

— Ну что ж, — устало проговорил он. — Тогда, полагаю, нужно просто подождать.

Он взглянул на немой телевизор, все еще показывавший сводку о недавних массовых убийствах на оживленной улице в Англии.

— Следишь за этим?

— Пыталась не обращать внимания, — ответила Нина.

Они еще немного постояли в кухне, глядя на экран. Никаких реальных новостей не сообщалось. Никто до сих пор не знал, из-за чего убийца так поступил. При обыске в его доме были найдены несколько пропагандирующих ненависть книг, еще один пистолет, забитый порнухой компьютер и очень плохой рисунок, изображавший несколько темных фигур на белом фоне, подобных призракам на снегу.

Все это было сочтено не имеющим особого значения для дела.

— Вы должны мне дать не только воды, — сказала Сара.

Голос ее звучал едва слышно даже для нее самой. Эту фразу она повторяла уже много раз, как только открывалась крышка в полу.

— Тебе не нравится вода?

— Мне нравится вода. Спасибо вам за воду. Но мне нужно кое-что еще. Вы должны мне дать не только воды.

— Чего ты хочешь?

— Мне нужна еда. Я хочу есть.

Сара закашлялась. В последнее время она много кашляла, и каждый раз при этом ее начинало тошнить.

— В наше время мы слишком много едим, — сказал мужчина. — Чересчур много. Еду выращивают для нас тоннами и доставляют прямо к нашим дверям, а мы сидим, словно свиньи возле кормушки. Мы давно уже не охотники, а просто падальщики. Гиены с продовольственными купонами, которые подбирают завернутые в целлофан отбросы, оставшиеся после тех, кого мы даже никогда не знали.

— Если вы так считаете — пусть. Но мне нужно поесть.

— Мне нужно поесть, мне нужно поесть, мне нужно поесть, — произнес нараспев мужчина. Казалось, ему нравится сам звук этих слов, и он продолжал повторять фразу еще несколько минут.

Потом он немного помолчал, прежде чем заметить:

— Когда-то мы по многу дней обходились без еды. И были худыми.

— Знаю, Великая Депрессия. Годы засухи и все такое.

Незнакомец рассмеялся.

— Это было вчера и не представляет для нас никакого интереса. Я имел в виду — до вторжения.

— Вторжения? — переспросила Сара, а сама подумала: «Ладно, вот, значит, как. Маленькие зеленые человечки. Русские. Евреи. Не важно».

Она снова закашлялась, и на мгновение у нее перед глазами все побелело, а когда он ответил, его голос звучал так, словно доносился откуда-то издалека, или как если бы он пользовался одной из тех штук, как у Шер[18]в альбоме «Believe».

— Да, вторжения. Как ты это еще назовешь? — спросил он.

Она сглотнула, крепко зажмурилась и снова открыла глаза.

— Я никак не стала бы это называть. Я очень хочу есть.

— Ты не получишь никакой еды.

Что-то в голосе незнакомца внезапно заставило ее испугаться. Он явно не имел в виду, что она просто не получит еды сегодня. Он имел в виду, что она не получит еды вообще — и точка. За удивительно короткое время она успела приспособиться к своему нынешнему положению, в чем ей помогало все возрастающее ощущение нереальности происходящего. Однако угроза того, что ей никогда не дадут поесть, оказалась вполне достаточной, чтобы мгновенно вернуть ее в реальный мир.