Сначала последователи апостолов не проявляли вражды к науке. Епископ Римский Климент I в своем послании к коринфянам, написанном около 96 года н. э., мимоходом упоминает об антиподах, живущих в части Земли, к которой никто от нас не может дойти и из которой никто не может дойти до нас; в начале той же главы он использует выражение, часто встречающееся в классических сочинениях, что «Солнце, Луна и танцующие звезды (ἀστέρων τε χοποί)по Божьему велению кружат в согласии, не уклоняясь от назначенных им пределов». В Александрии, где вожди христиан были знакомы с философскими рассуждениями Филона и неоплатоников, вполне естественно, что они не испытывали желания противопоставлять себя науке. Климент Александрийский (около 200 г. до н. э.), начинавший жизнь язычником, фактически первым взглянул на скинию и ее убранство как на аллегорическое представление всего мира, но это не сбило его с пути и не заставило отмести знания, полученные от греков. В южной части алтаря помещается лампада, показывающая движение семи планет, а средний светильник и три ответвления по обе ее стороны означают Солнце, проливающее свет на планеты. Золотые фигуры, каждая из которых имеет по шесть крыльев, изображают или Большую и Малую Медведицу, или, что более вероятно (по его мнению), два полушария, а ковчег, как он считает, обозначает Восьмерицу и умопостигаемый космос или Бога («Строматы», кн. 5, VI). Это стремление найти в Писании аллегорию дошло до крайности у Оригена (185—254), который был так же связан с александрийской школой мысли, и ему таким образом удалось избавиться от всего, что нельзя было привести в соответствие с языческим знанием, например с отделением воды, которая под твердью, от воды, которая над твердью, упомянутым в Книге Бытия, которое, по его мысли, обозначает, что мы должны отделить наш дух от бездны мрака, где обитает Враг со своими ангелами (гомилия на Бытие).

Однако подобного рода поучения пришлись не по вкусу тем, кто не хотел иметь ничего общего с чем бы то ни было из дохристианского мира и для кого даже «добродетели язычников суть блестящие пороки». Типичным представителем таких людей был Лактанций, первый и наихудший из противников шарообразности Земли, чьи семь книг о «Божественных установлениях» написаны, по-видимому, между 302 и 323 годами н. э. В третьей книге, озаглавленной «О ложной мудрости философов», 24-я глава посвящена насмешкам над доктриной шарообразной формы Земли и существования антиподов. Здесь нет необходимости вдаваться в подробности его рас-суждений об абсурдности веры в то, что существуют люди, ходящие вверх ногами, и в места, где дождь, град и снег падают вверх, и чудо света – висячие сады – меркнет по сравнению с полями, морями, городами и горами, висящими, по мнению философов, без всякой опоры. Он отметает аргумент мыслителей о том, что тяжелые тела стремятся к центру Земли, как недостойный даже серьезного рассмотрения, и прибавляет, что легко мог бы доказать множеством аргументов, что невозможно для небес быть ниже Земли, но не станет, так как почти подошел к концу своей книги и ему достаточно было перечислить лишь некоторые ложные доводы, из которых вполне можно себе представить качество остальных.

Более умеренных взглядов придерживался Василий, прозванный Великим, который написал пространное сочинение о шести днях творения около 360 года. Он не обрушивается с яростью на воззрения философов, как Лактанций; видимо, Василий был знаком с трудами Аристотеля и в целом выражался с известной мерой сдержанности и осторожности. Так, он знает, что существуют звезды около южного небесного полюса, невидимые для нас, и прекрасно понимает, что лето и зима зависят от движения Солнца по северной и южной половине зодиака («Беседы на Шестоднев», I, 4). Рассуждая о двух «великих светильниках», он говорит, что в действительности они имеют огромный размер, так как их видимая величина не изменяется, из какой части Земли на них ни смотреть; никто не находится ближе к Солнцу или дальше от него, будь то во время восхода, зенита или заката; а кроме того, Солнце освещает всю землю, в то время как остальные звезды дают лишь слабый свет (VI, 9—10). Но, даже зная о годовом движении Солнца, он не поддерживает мнение о сферической форме небес и не отрицает, что существует более одного неба; для этого Бытие слишком четко говорит о верхних водах; и Василий выдвигает идею, общую для святоотеческих писателей, что эти воды помещались над твердью, чтобы охлаждать ее и не давать миру сгореть в небесном огне (III, 3). Что касается формы Земли, то он говорит, что многие спорили, является ли Земля шаром, или цилиндром, или диском, или, может быть, она вогнутая в середине; но Моисей ничего не говорит ни об этом, ни об окружности Земли величиной в 180 000 стадиев, ни о чем-либо ином, чего нам знать не обязательно (IX, 1). Василий, видимо, был слишком здравомыслящим человеком, чтобы отрицать результаты научных изысканий, но и слишком робким, чтобы открыто выступить за них, так что в лучшем случае он всего лишь упоминает их без комментариев или старается показать, что христианин может разделять их, не опасаясь за свою веру. Однако, за исключением идеи о верхних водах, его, пожалуй, можно отнести к сравнительно непредвзято мыслящим людям.

Безжалостно буквальное толкование Писания с особым упорством продвигали главы сирийской церкви, которые слыхом не слыхивали ни о какой космогонии или системе мироздания, кроме описанной в Книге Бытие. Современник

Василия Кирилл Иерусалимский придает большое значение необходимости веры в реальное существование сверхнебесных вод («Катехизис», IX), а младший современник Василия Севериан, епископ Гавальский, выступает еще громче и подробнее в своих шести беседах о сотворении мира, где объясняет космологическую систему, кратко изложенную в первой главе Бытия. В первый день Бог сотворил небо, не то, что мы видим, но то, что располагается над ним, и в целом конструкция образует двухэтажное здание с крышей посередине и водой над ней. Как ангел есть бестелесный дух, так верхнее небо есть нематериальный огонь, а нижний огонь – материальный и по особому Божьему установлению посылает свой свет и тепло к нам вниз, а не вверх, как другие огни (I, 4). Нижнее небо было сотворено на второй день; это прозрачная застывшая вода, предназначенная для того, чтобы противостоять пламени Солнца и Луны и бессчетных звезд, быть полным огня и все же не растаять и не сгореть, по каковой причине снаружи предусмотрена вода. Эта вода пригодится в последний день, когда пойдет на то, чтобы потушить Солнце, Луну и звезды (II, 3—4). Небеса представляют собой не сферу, а шатер или кущу; «Он распростер небеса, как тонкую ткань, и раскинул их, как шатер для жилья» (Ис., 40: 22); Писание говорит, что у него есть верх, которого нет у сферы, а также написано: «Солнце взошло над землею, и Лот пришел в Сигор» (Быт., 19: 23). Земля плоская, и Солнце ночью проходит не под ней, а через северные части, как бы скрытые стеной, и Севериан цитирует: «И заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит» (Еккл., 1:5). Когда Солнце смещается на юг, дни становятся короче и наступает зима, так как Солнцу требуется больше времени на его ночное путешествие (III, 5).

Начиная с тех времен форма мира в виде скинии стала общепризнанной среди святоотеческих авторов; так, Диодор, епископ Тарсийский (умер в 394 г.), который в своей книге «Против фатализма»[184] выступает против тех атеистов, кто верит в геоцентрическую систему; он показывает, что Писание говорит нам, что есть два сотворенных неба, одно из которых пребывает вместе с Землей, а другое находится выше, и второе образует крышу, а первое образует крышу для Земли, но пол для верхнего неба. Небо имеет форму не сферы, но шатра или свода[185]. Того же мнения придерживался и епископ Феодор Мопсуестийский из Киликии (умер около 428 г.), но его сочинение утеряно, и мы знаем лишь из насмешек более позднего автора Филопона, что он проповедовал теорию скинии и утверждал, что все звезды приводятся в движение ангелами. Примерно в то же время святой Иероним (комментарий к Иезекиилю, гл. 1 и 5) объясняет, что Иерусалим – пуп земли, и яростно обрушивается на тех, кто повторяет «глупую мудрость философов» и воображает, будто херувимы изображают два полушария, наше и антиподов.