– Не надо, я же просила!.. – перебила Северина и пошла осматривать квартиру.

Феликс направился в кухню и изучил содержимое холодильника.

– Я тут редко бываю, – извинительно улыбнулся он подошедшей Северине. – Поесть хорошо не получится. Знаешь что? У меня – идея. Пойдем в ресторан!

Северина обошла его сзади, рассматривая продукты в холодильнике.

– Рыбные консервы можно смешать с черным хлебом и луком и хорошенько размять. Так мама делала в Полутьме. А это что в пакетике?

– Сыр, – сказал Лекс, улучил момент, опустил голову и понюхал ее волосы.

– Потертый? – удивилась Северина.

– Да... Слушай, ребенок, – он решительно взял ее за плечи. – Почему ты трешься возле меня?

– Извините... – пробормотала Северина.

– Скажи, я хочу это слышать! Говори!

Девочка подняла голову и решительно ответила:

– Потому что мне шестнадцать и я не ребенок. Мне нравится, как от вас пахнет. А вы зачем так смотрите, что я слабею?

– Да... – Феликс отпустил девочку. – Извини.

– Я хочу поесть, попить, помыться и найти свой крестик.

– Конечно!.. – засуетился Феликс. – Поесть...

– Я сама сделаю, только откройте консервы. Луковица найдется?

– Луковица... Что может быть лучше в такой ситуации, да? По крайней мере, целоваться не будем.

– Вы – опять?.. – покраснела девочка.

– Извини! – Феликс кое-как справился с душной волной счастья, которая его захлестнула с головой.

* * *

Через полчаса они сидят в кухне за столом напротив друг друга. Перед ними открытая бутылка белого вина («под рыбу – белое!» – сказал Феликс, понюхав салат из хлеба, лука и горбуши из банки), два бокала на длинных ножках, поломанная шоколадка, выеденные половинки грейпфрута и крестик на бечевке с буквой «Ф» на перекрестье.

– Это не мое, – кивнула Северина на крестик.

– Наверное, мое, – ответил Феликс. – У отца свой крестик был.

– Придется искать крестную мать.

– Обязательно. Только завтра.

– В комнате на фотографии это вы с отцом? – спросила Северина.

Феликс молча кивнул.

– Я видела этого человека. На фотографиях в моем доме. Так странно все. Он был знаком с моей мамой, они там... вместе.

Северина закрыла глаза, чтобы не выпустить слезы, и прошептала:

– Извините, я совсем засыпаю. С Ярославля не спала. Можно мне... водочки?

– Что? – не поверил своим ушам Феликс.

– Рюмку водки.

– Конечно, – Лекс полез в навесную полку. – Думаешь, тебя это взбодрит?

– Нет... Не знаю, как сказать, но мне некуда идти. Если вы не против... Налейте сначала, а то стыдно просить.

– Оставайся здесь и живи, сколько хочешь! – объявил Феликс, отвинтив пробку на бутылке. – Если это все, что ты хотела узнать, то и наливать не стоит.

– Налейте. Спасибо. – Северина, не поморщившись, выпила, медленно после этого выдохнув. – Ну вот, – кивнула она. – Теперь и попросить можно. Останьтесь со мной на ночь, пожалуйста.

Феликс сел, стараясь выровнять дыхание.

– Вы только сегодня ничего не делайте... такого. Просто побудьте рядом. Мне страшно. Почему-то кажется, что у нас мало времени.

– Я помню! – улыбнулся Феликс. – Мне тоже было страшно, когда я первый раз влюбился в детстве. Все казалось, что нас разлучат или кто-то умрет.

* * *

Феликс и Северина стоят в дверях спальни. В углу комнаты светится напольный светильник. Тяжелые шторы закрывают окно.

– Вот... кровать отца, – глупо говорит Феликс и показывает рукой. – Не подумай чего, он умер в больнице. Можно, в принципе, в гостиной на диване лечь.

– Нормально, – Северина ложится на спину поверх покрывала, не раздеваясь.

Феликс лег рядом тоже в одежде. Девочка прижала к груди кулачки и прошептала:

– Ой, мамушка родная... не отдай за подлова...

– Спокойно!.. – опешил Феликс и погладил ее по плечу. – Ты что, молишься?

– Нет. Это песня такая. О девушке-коровушке и мужичке-бычке. У нас в Полутьме все песни о людях-животных.

– Северина... – прошептал Феликс. – Назови меня по имени.

– Феликс... – прошептала Северина.

– Отлично. Теперь разожми кулачки и посмотри мне в глаза.

Северина повернула голову набок.

– Темно, – сказала она. – Я тебя не вижу.

Феликс взял ее ладошки и прижал к своей груди. Северина повернулась к нему.

– Хорошо развитые бронхи... – пробормотала она. – Повышенное давление... Учащенный пульс, здоровое... сердце... – выдохнула расслабленно и заснула.

– Чтоб я сдох!.. – прошептал Феликс через полчаса неподвижности, обнаружив, что ловит ее близкое тихое дыхание с запахом лука и водки, и от такого счастья готов заплакать.

* * *

Утром они проснулись от яркого света. Шторы открыты, у кровати в ногах стоит Феофания и улыбается.

– Феня... – пробормотал Лекс. – Смотри, кого я нашел.

– Да уж вижу, – сказала Феофания. – Здравствуй, крестница.

Северина села и вопросительно посмотрела на Феликса. Он кивнул.

– Здравствуйте, – сказала тихо Северина.

– Идите сюда оба. – Феофания показала рукой возле себя. – Станьте на колени. Вот так. Рядышком. Ты, Феликс, надень девочке ее крест. А она тебе – твой.

Северина рассмотрела крестик на ее ладони. Такой же, как лежал на столе, только буква другая – «В».

– Да, – кивнула Феня. – Это твой крестик.

– Я же Северина.

– Ты – Вера. Верочка... Так тебя крестили – Верой.

Северина наклонила голову. Потом надела крест на Феликса.

– Вот и ладно, вот и хорошо, – просияла морщинками Феофания. – Я ключи от квартиры положу на тумбочке в коридоре. Они мне больше не нужны. Я их не отдавала раньше, потому что приходила сюда Верочку встречать. Я тебя с весны ждала. А до этого – в девяносто шестом зимой.

– У меня были дела, – сказала Северина, спокойно выдержав взгляд Фени.

Уже открыв входную дверь, Феня обернулась и сказала Лексу:

– Позвони жене.

И быстро ушла, чтобы не видеть лица девочки.

* * *

– Жена?.. – сквозь нахлынувшие слезы прошептала Северина.

– Послушай, ты не родилась еще, когда я...

– Жена?! – она начала быстро, с отчаянием на лице раздеваться. – Ты пойдешь к жене? Тогда сделай сначала это. Сделай мне!.. Пока не ушел!