теперь реквизиции прекратятся, и были вне себя от ярости, когда некоторые отряды продолжили отбирать и уничтожать их продукты. Через неделю после Аппоматтокса некая миссис Стейн из Спринг-Хилла, Алабама, пригрозила пристрелить двух федералов, которые зашли в ее дом в поисках еды. Некоторые мирные жители – и среди них Салли Клейтон, дочь банкира, – не представляли себе, какого поведения ожидать от солдат обеих армий весной 1865 года, однако вскоре им предстояло это выяснить. В мае 1865 года в Вашингтоне, Джорджия, бывшие солдаты Конфедерации, возвращавшиеся домой, отобрали у местных жителей провиант и домашний скот. Среди пострадавших были и плантаторы. Один ветеран был замечен уводящим мула у хозяина, который шел за ним и осыпал его «пустыми упреками», как это часто случалось во время войны[402].

На Юге по-прежнему сохранилось несколько анклавов изобилия – одним из них был город Монтгомери, Алабама, вокруг которого не велось серьезных боевых действий. Луиза Уигфолл Райт, дочь сенатора Конфедерации, была рада, что весной 1865 года в городе оказалось достаточно еды, чтобы накормить всех странников. Однако 1864 год был отмечен падением сельскохозяйственного производства: урожай осенью этого года оказался очень маленьким. Когда наступил мир, многим по-прежнему приходилось перебиваться с хлеба на воду, и эти люди, как и во время войны, продолжали обменивать товары на еду. Осенью 1865 года урожай тоже оказался небогатым, так что нехватка продуктов ощущалась и в следующие месяцы[403].

Многим мирным жителям по-прежнему угрожала голодная смерть. В июне 1865 года временный генерал-майор Дж. Г. Уилсон заявил, что 30 тысяч жителей Центральной Джорджии страдали от нехватки продовольствия, причем некоторые из них находились на грани смерти. В 1866 году в округе Рэндольф, Алабама, белые женщины и дети ходили от дома к дому, умоляя дать им немножко еды. В военное время в этом округе случались бунты. Конгресс получил столько сообщений на эту тему, что в 1867 году был принят Закон по борьбе с голодом на Юге, благодаря которому федеральное правительство смогло выдавать еду непосредственно голодающим. Однако во многих уголках региона производство продуктов возобновилось только в 1870-х годах. Полное восстановление сельского хозяйства произошло уже при жизни следующего поколения[404].

Древесина

В регионе сохранилось какое-то количество леса, не поврежденного во время военных действий. Однако даже после официального завершения войны солдаты продолжали эксплуатировать этот вид ресурса. Весной 1865 года янки все так же рубили деревья и уничтожали изгороди. Возвращавшимся домой конфедератам тоже требовалось дерево, и на привалах они разводили костры из обломков жердей, принадлежавших фермерам и плантаторам. Когда жительница Южной Каролины вернулась к себе домой на реку Эшли, она обнаружила, что все ее деревья, «плод многолетнего труда и заботы», были уничтожены неизвестными лицами. Другие мирные жители с облегчением обнаружили, что дорогие им рощи остались целы. Так, жительница Джорджии упомянула «величественные старые деревья», на которых были вырезаны сотни имен, – материальное свидетельство процветавшей довоенной эпохи[405].

Однако значительная часть лесных богатств Юга была уничтожена, и на их месте остались только голые безжизненные пустоши. К маю 1865 года в Северной Каролине оказалось уничтожено множество сосновых лесов, а на полях не было видно ни единой изгороди: «тяжелое» зрелище, как выразился один журналист-северянин. В 1866 году Мэри Джонс из Джорджии навестила Нэшвилл; по ее словам, после окончания боевых действий в городе еще оставалось множество траншей и укреплений. Бо́льшая часть деревьев исчезла, и теперь ничто не защищало «раскаленный добела» город от солнечных лучей. Уничтожение лесов означало, что местным жителям не сразу удалось заново отстроить изгороди. Путешественник, проезжавший в 1866 году окрестности Галлатина, Теннесси, не заметил ни единого забора на протяжении многих миль[406].

Восстановление леса началось сразу после окончания боевых действий, когда на пустошах стали прорастать новые побеги, а местные фермеры принялись высаживать деревья взамен уничтоженных. Никакой централизованной политики на уровне штата или государства не проводилось, хотя правительство США снова заявило свои права на общественные земли Юга и приняло в 1866 году закон о гомстеде, благодаря которому белым южанам из рабочего класса и чернокожим стало проще покупать небольшие участки земли. Восстановление лесного массива всегда зависит от конкретных условий – таких, как видовое разнообразие (в условиях монокультуры процесс проистекает медленнее), уровень эрозии почвы и количество людей, перемещающихся по этому участку леса. На Юге леса возрождались медленно. В 1867 году регион посетил натуралист Джон Муир, который назвал их «истерзанными». Однако раны все-таки затянулись: у большинства пород дерева на это ушло приблизительно двадцать лет. К 1890-м годам южные леса восстановились настолько, чтобы ими горячо заинтересовались американские лесозаготовительные компании[407].

Здания

В некоторых уголках Юга здания и сооружения практически не пострадали. В августе 1865 года в Хантсвилле, Алабама, уцелели несколько особняков и здание суда, построенное в неогреческом стиле, однако многие городки Старой Конфедерации были полностью уничтожены. К лету 1865 года в Боливаре, Миссисипи, от всей инфраструктуры осталась одна-единственная каминная труба. В Сельме, Алабама, были разрушены все значимые постройки, а вокруг них все еще стояли укрепления, возведенные во время войны. Поскольку ни штаты, ни федеральное правительство так и не выпустили официального предписания по уничтожению фортов, в 1866 году жившие под Ричмондом фермеры принялись разбирать то, что оставили после себя солдаты. Некоторые форты при этом не тронули, и они понемногу разрушались под воздействием стихий[408].

В сельской местности также было повреждено множество домов. В мае 1865 года бывший солдат армии Юга Джон Портер, повторив путь генерала Шермана, проехал через Северо-Западную Джорджию и на протяжении примерно сотни миль не увидел ни одного жилого строения. Месяцем позже неизвестный мирный житель указал, что на многие мили вокруг Джексонвилла, Флорида, дома практически отсутствовали. Сохранившимся зданиям по-прежнему угрожала опасность, поскольку отряды янки, остававшиеся в регионе в первые месяцы после завершения войны, часто отправлялись на поиски топлива. Иногда в заброшенных домах жили бездомные белые южане – до тех пор, пока не появлялись прежние хозяева этих домов[409].

Разумеется, мирные жители понемногу восстанавливали разрушенное, но этот процесс тоже не был быстрым. Как отметил солдат-янки, к осени 1865 года жителям Джексона, Теннесси, едва удалось восстановить половину сгоревшего во время войны города. Нехватка зданий означала, что белые южане – например, бывшие рабовладельцы из семейства Бэйтс, жившие в Миссури, – поселились в тех домах, где раньше жили рабы. Многие белые, в особенности женщины, очень тосковали по своим прежним жилищам, и это чувство тоски оставалось с ними на долгие годы. С другой стороны, некоторые беженцы с восторгом обнаруживали по возвращении, что их дом уцелел. В июне 1865 года Эльвира Скотт вернулась в округ Сэлин, Миссисипи, и выяснила, что ее особняк, который использовался в качестве военного госпиталя, стоит, как стоял. Она отчистила в нем пятна крови, и когда коммерческие дела ее мужа пошли в гору, супруги смогли расширить здание и заново его обставить. Миссис Скотт очень гордилась своим «воскресшим» домом[410].

Многие частные дома находились рядом с кладбищами – и живые в буквальном смысле оказались в окружении мертвых. Вдоль дорог в окрестностях Нэшвилла виднелись ряды могил, писал Харви Мурхед, белый северянин, оказавшийся в 1866 году проездом в Теннесси. Между Чаттанугой и Атлантой тоже имелись сотни захоронений. На