Ну, здесь-то она была уже не пай-девочка, которая, потупив глазки, слушает наставления старших.

— Не слышу в голосе почтительности, приличествующей обращению к владетельной моне.

— Почтительности тебе будет навалом. Немного погодя. Просто за последнее время ты так скоропалительно меняешься, что каждый раз, встречая тебя, мне не терпится узнать тебя — новую…

— Ой, не сейчас же, светлый день на дворе!

— Во-первых, в нашу комнату никто не посмеет вломиться без спроса, а во-вторых… насколько я помню, в ту незабвенную пору, когда ты меня совращала — не отпирайся, твое мое своенравное величество, было дело! — тебя не очень-то волновало время суток по Гринвичу.

— Тогда вокруг моего твоего не орали голодные младенцы.

И словно по заказу за тонкой стеночкой тотчас же раздался трубный рев.

— Надо будет попросить Алэла, чтобы он ему, стервецу, жабры присобачил, как Ихтиандру, — пробормотал вконец раздосадованный супруг. — Чтобы с брюха своей сирвенайи не слезал… Э-э, мое твое, куда же ты? Там уже и без тебя и Ардинька, и бабища эта твоя черномор… пардон.

Но Сэнни уже исчезла.

Ардинька действительно была тут как тут — разрывалась, бедняга, между собственными племянниками и игуанской малышней. Сейчас она сноровисто подсунула крикуну бутылочку с козьим молоком — и, вскрикнув, отдернула руку.

— Чегой-то ты? — удивилась Паянна, наблюдавшая за ней в своей обычной позе, уперев в крутые бока громадные кулачища. — Аль куснул?

— Ему же месяца нет… — Ардиень изумленно поглядела на собственный палец с четкой розовой вмятинкой. — На морском молоке, конечно, все быстрее растут, но чтоб так… Наши маленькие ведь тоже у сирвенайи кормятся, но у них еще до зубов далеко.

Она естественным детским движением сунула палец в рот, но, оглянувшись на подошедшую принцессу, застеснялась и палец изо рта вынула. Она всегда почему-то смущалась в присутствии моны Сэниа.

— Коли у одной мамки подъедаются, да и по дням почти ровняшки, так что бы их в одну кучу не сбить? — резонно изрекла Паянна. — И нашей-то хозяюшке облегчение бы вышло.

— Это не одна и та же сирвенайя, разные они… — Ардинька засмущалась еще больше. — И потом, вряд ли сестры мои…

— Ну да, — грубовато подсказала Паянна. — Спесь поперек горла станет, чтоб царских внуков с незнамо чьим подкидышем ровнять. Скажешь, не так?

— Я уж как-нибудь сама с этим разберусь, Паяннушка, — как можно миролюбивее вмешалась принцесса. — Двоих на ноги поставили, с третьим тем более затруднений не будет. На нашем острове вообще нет проблем.

— Как же! — не унималась воеводиха. — Не господарское это дело — с младенцами титькаться. А уж коли к слову пришлось, то и княжич твой уж мечом баловаться намылился, хоть и деревянным покедова; скоро на коня сядет, а покоев у него собственных нету. Да и замок-то здешний — сарай караванный просторнее! И людишки служивые тут же обитаются, и живность потешная… Строиться вам впору!

— На Равнине Паладинов нового не строят, — с неожиданной для себя самой печалью заметила принцесса. — Наши сервы к тому не приспособлены. Вот если что в ветхость придет, или при пожаре разрушится — тогда они восстанавливают, как было. Память у них такая.

— Значить, натаскать их надобно наново. Иль с той округи, откудова князь твой родом, умельцев подрядить — голубое-то золото тебе в безраздельное владычество дадено, пользуйся, княжна! А ежели незадача выйдет — так нам ведь в весеннем краю много чего возводить приходилось, я подмогну. Хоромы княжеские отгрохаем за милу душу, знамо дело.

Менестрелев отпрыск заперхал, захлебываясь, но бутылочки не выпускал — ненасытен он был до изумления.

— Подожди немного с грандиозными планами, — отмахнулась принцесса. — Строиться мы давно собрались, но каждый раз какой-нибудь сюрприз, вроде прибавления семейства… Да отберите у него у него бутылочку, скоро ведь сирвенайя приплывет, а у него пузечко уже наетое.

— Он салошший, и двух отсосет, — ухмыльнулась Паянна. — А я вот все хочу спросить: отколь такая кормилица сыскалась? Чуден зверь, да еще морской, да еще пегий притом…

Разве батюшка мой не рассказывал? — Ардинька безуспешно пыталась отнять у маленького обжоры опустевшую посуду. — В стародавние времена беда на Первозданные острова пала — мертвое тело в лодке к нашим берегам прибило. Должно быть, недобрый человек то был, потому что тогда вокруг его могилы много чудищ появилось, и почему-то все пестрые. Тогдашний король почти всех своими чарами уничтожил, вот только змея морского догнать не смог. В глубинах тот прятался. А потом мелкий кит-прыгун тоже весь пятнами пошел и на людей озлобился, нападать стал, на части рвать… Тогда уже новый король правил, молодой совсем, затейник, говорят, был и к зверью жалостлив. И решил он зло добром обернуть, всех китов-прыгунов переловил и в сирвенай певучих обратил, чтобы людям помогали, от скал подводных пением ограждали, рыбу в сети гнали, рыбацким сиротам молоко отдавали. Вот такая сказка.

— А вдруг он, какого убивца морского прохлопал? — поёжившись, точно на ветру, предположила Паянна.

Ардинька уверенно качнула блекловолосой своей головкой:

— Так ведь не одно столетье минуло… А что?

— Вроде ветерком морским потянуло… да с тухлятинкой, — наморщила свой плоский нос Паянна. — Не к добру.

— По-моему, здесь кому-то очень хочется прикинуться ведьмой, — тихонько заметила принцесса.

— И-и, матушка моя, была б я ведьмой — перво-наперво сынов своих сберегла бы.

Ой, как неловко получилось…

— А знаешь что, Паянна, давай-ка и вправду присмотрим место для дворца! Ардинька, укачаешь Эзрика? Мы ненадолго, только прогуляемся по берегу.

Само собой разумеется, это «ненадолго» было строго запланировано — два часа, как раз столько, сколько, по ее расчетам, оставалось на Невесте до рассветной поры. Уж очень хотелось хоть одним глазком глянуть, что же это за венчание детей? Вот и бродили они с Паянной по самой кромке высокого берега (воеводиха, правда, немного подалее), прислоняясь к теплым и многоцветным, как пятнистая яшма, стволам, чьи обнаженные нечастыми дождями и еще более редкими ветрами корни свешивались с обрыва, тщетно пытаясь дотянуться до дразнящей морской синевы. Вид на эту необозримую синь с едва угадываемой цепочкой Внешних островов в этот вечерний час был, конечно, сказочен, но вот осыпистая почва не располагала к возведению на ней жилья.

Паянна это тоже заметила и теперь неодобрительно хмыкала, тяжело топая по хрустящей хвое. Но принцесса не торопилась, временами искоса поглядывая на оседающее в море солнце. Белый мох снежными языками выливался временами из лесной чащи и как бы стекал к береговой кромке, и тогда громадные черные сапоги тихрианской великанши умудрялись ступать по нему совершенно бесшумно, отдавая вечерний берег во власть первозданной тишины.