Наконец Саша увидел его воочию. Камни были круглыми, ровными и необыкновенно прозрачными. Такие обычно называют «бриллиантами чистейшей воды». Саша с любопытством посмотрел на застежку. Это была бриллиантовая змея, свернувшаяся восьмеркой и кусающая свой собственный хвост. В ее кольцах горели два больших каплевидных бриллианта.

— Бесконечность, — задумчиво произнес Саша.

— Что? — переспросила Виктория.

— Змея свернулась в виде знака бесконечности. В России это очень распространенный символ.

— Очень красиво. Ты его раньше видел?

— Нет. Удивляюсь, что они так мало написали о нем в каталоге. Каждый из этих бриллиантов тянет каратов на десять.

— Изящная вещица. J’adore[19]. Жаль, что некоторые камни со сколами.

Саша присмотрелся. Виктория была права. На некоторых камнях были видны небольшие сколы и царапины. Ничего удивительного: у колье, вероятно, была нелегкая судьба, даже если оно и не принадлежало императрице. Саша поднял глаза. Недалеко от него увлеченно беседовали директор Алмазного фонда и одна из научных сотрудниц Оружейной палаты. Саша не был с ними знаком, но ему захотелось послушать, о чем они говорят. Подойдя поближе, он вежливо улыбнулся.

— Какая прекрасная вещь, вы не находите? — громко сказал он по-английски.

— Да, замечательная, — с сильным акцентом ответила сотрудница и, повернувшись к коллеге, продолжила прерванный разговор: —…Разве возможно точно идентифицировать вещь лишь по фотографиям?

— В принципе возможно. Но не в данном случае. Таких колье довольно много, и определить, с каким именно мы имеем дело, практически нереально.

— Но разве нельзя определить по застежке?

— В наших интересах не разглашать подобную информацию. В архивных делах о конфискации я нашел похожий рисунок.

— В каких именно? — с интересом спросила женщина.

— Тридцатых годов.

— Они рассекречены?

— Да они никогда и не были засекречены — к ним имели доступ все члены Комиссии по изъятию ценностей. Просто об их существовании больше никто не знал. Но они не слишком надежны. Многие показания выбивались в тюрьме под пытками…

Саша был заинтригован услышанным. Надо будет расспросить Геннадия о Комиссии по изъятию ценностей и ее конфискационных архивах.

Музейные работники отошли от витрины. Оглядев зал, Саша заметил, что многие заполняют заявки на заочное участие в торгах. Дело явно пошло. У витрины с кружащейся Снегурочкой стоял подвыпивший и побагровевший Джон Бернхэм. Саша почувствовал, что не может без раздражения смотреть на ее назойливый блеск.

Посетители все прибывали, из соседнего зала слышались музыка и звон бокалов. Саше захотелось уйти, но это означало бы возвращение в дом Дикаринских.

Наконец в углу у двери он заметил Геннадия с женой.

— Вон там мои друзья, — указал он на них Виктории. — Давай подойдем к ним перед фуршетом.

Лавируя между людьми и витринами, они пробрались к Геннадию и Леониде.

— Познакомьтесь с моей кузиной Викторией, — сказал Саша.

— О, какая встреча! — воскликнул Геннадий по-русски, протягивая руку. — Я вижу, что красота — ваша семейная черта.

— Извините, — улыбнулась Виктория, — но мне необходим синхронный перевод, как в ООН.

— Виктория — моя родственница с американской стороны, — объяснил Саша.

— Жаль, — удрученно сказал Геннадий.

— Он говорит, что рад тебя видеть и что ты очень красивая.

— Очень мило. Что говорят русские, когда хотят поблагодарить?

— Спасибо.

— Спасибо, — произнесла по-русски Виктория, протягивая руку, которую Геннадий галантно поцеловал.

Леонида легонько стукнула его по плечу.

— Поосторожней, мой дорогой. Я прихватила с собой розги, — сказала она по-английски.

Все засмеялись.

— Не знаю, как перевести «розги», но бьют они очень больно, — подмигнул Виктории Саша. — Кстати, фуршет уже в разгаре. Может быть, пойдем?

Они перешли в соседний зал. В углу настраивался небольшой оркестр народных инструментов — две балалайки, гитара, скрипка, аккордеон и домра. Рядом с отсутствующим видом переминались две певицы в русских народных костюмах.

— Похоже, профсоюз скоморохов объявил забастовку, — язвительно заметила Виктория.

— Ничего, сейчас они оживут, — успокоил ее Саша. — Им надо немного раскачаться.

Словно услышав его слова, музыканты ударили по струнам, и в зале зазвучала бодрая мелодия «Калинки». Растянув губы в улыбке, певицы стали покачивать юбками в такт музыке.

— Ну вот, я же говорил, — сказал Саша, поворачиваясь к столу с закусками.

— В Кремле могли бы устроить что-нибудь и поприличнее, — проворчал Геннадий, брезгливо указав на стол, который, на Сашин взгляд, просто ломился от еды.

— Более чем достаточно, чтобы поужинать, — возразил Саша.

— Не хватит даже на закуску.

— Вы слишком привередливы, — улыбнулся Саша.

Наполнив тарелки, все четверо устроились за небольшим накрытым скатертью столом, стоявшим у окна, которое выходило во внутренний двор. За стеклом кружился легкий снежок.

— Вот тебе и заснеженный Кремль, — сказала Виктория, осторожно втыкая вилку в маринованный гриб. — Один из пунктов программы выполнен, осталось еще два.

— Боюсь, что не смогу обеспечить тебе парней из Большого, — улыбнулся Саша. — Извини, Виктория, но мне надо поговорить с Геннадием. Позже я тебе все расскажу.

— D’accord[20], — согласилась Виктория. — Давай действуй, русское чудо.

Улыбнувшись, Саша повернулся к Геннадию, и они заговорили по-русски.

— Геннадий, когда я слонялся рядом с витриной, где лежит колье Александры Федоровны, то услышал разговор двух музейных работников, один из которых директор Алмазного фонда…

— Наверняка какая-нибудь чушь. Алмазный фонд подчиняется Министерству финансов. А там работают чиновники, а не искусствоведы.

— И тем не менее он сказал нечто весьма интересное. По его словам, в архивах есть конфискационные документы Комиссии по изъятию ценностей. Что они собой представляют?

— Это скорее миф, чем реальность.

— А если серьезно? Что это за документы?

— После революции якобы создали Комиссию по изъятию ценностей, чтобы систематизировать и оценить реквизированную собственность аристократии. Были составлены списки.

— Дела о конфискации?