Имелся в виду торговый дом братьев Зиберт, основанный 5 сентября 1861 года и считавшийся одним из солиднейших предприятий столицы Восточной Пруссии. Располагался он на площади Кайзер-Вильгельм-платц — напротив Королевского замка (пересечение Московского и Ленинского проспектов в районе Эстакадного моста) — и, конечно, не уцелел.

Ну а если путешественники приехали не только для того, чтобы гулять по магазинам, — их ждали довольно любопытные увеселения. К примеру, осмотр Королевского замка. В летнее время посетителей пускали туда с 10 до 14 часов, зимой — с 11 до 14 часов. Вход с замкового двора через дверь так называемой маленькой палаты — за 25 пфеннигов (сбор — на благотворительные цели).

Можно было также посетить университет, располагавшийся в лучшей части города — на Парадеплатц (правда, заранее следовало запастись разрешением секретаря университета). В здании Биржи (нынешний ДКМ — Дворец культуры моряков) путешественник мог впечатлиться не только размерами зала (35 метров — в длину, 22 — в ширину, 19 метров — в высоту), но и симфоническими концертами, чтениями и прочими увеселительными вечерами.

Зоологический сад (зоопарк) в летние месяцы был открыт с 7 часов утра до 11 часов вечера. В 1906 году коллекция зверей составляла 1961 штуку (410 видов), к 1912 году это число во всех отношениях значительно увеличилось. С мая до конца сентября в Зоологическом саду играл театральный оркестр, по понедельникам с 8 часов вечера давались симфонические концерты… Входной билет стоил 50 пфеннигов (в так называемые «дешёвые воскресенья» раз в месяц — 25 пфеннигов). Кроме того, при Зоологическом саде имелись рестораны, кондитерская, читальня, ипподром, корт для игры в теннис, зал Общественного собрания (Gesellschaftshaus), гимнастический зал (Rollschuhbahn), кургауз молочных продуктов и минеральных вод, фонтаны, аквариум…

Кстати, к еде в Кёнигсберге отношение было особое. Ещё в XIX веке английский юморист Джером К. Джером писал:

«В Германии развилось особенное умение есть — „из любви к искусству“, которого нет ни в одном другом государстве. ‹…› Немец, только что встав, выпивает за одеванием несколько чашек кофе с полудюжиной горячих булочек с маслом; но этого он не считает и в десять часов садится первый раз к столу; в половине второго садится обедать — очень основательно: обед считается главной едой в продолжение дня, и он предаётся ему как важному делу, часа два подряд; в четыре часа он отправляется в кофейню и полчасика занимается там уничтожением кофе и сладких пирожков. Затем целых три часа он не трогает ничего, и только с семи начинает закусывать, и уж закусывает целый вечер: бутылку пива с бутербродами, потом, где-нибудь в театре, ещё бутылку пива с холодным мясом и колбасами, потом ещё бутылочку белого вина и яичницу и, наконец, перед самым сном — кусочек хлеба с колбасой, и для промывки ещё немного пива.

Но он не лакомка — французские повара и французские цены в немецких ресторанах не прививаются. Немец предпочитает пиво и своё местное белое вино самому дорогому шампанскому и красным французским винам» («Трое на четырёх колёсах»).

Шампанское, французские вина и прочие деликатесы немец предлагает путешественникам — и прежде всего, русским, умеющим покушать всласть! Но… в немецких ресторанах официант не имел ничего общего с тем половым или «человеком», к которому так привыкли в тогдашней России: полусогнутый стан, развевающиеся фалды, вытянутая шея и почтительное «Чего изволите-с?». Немецкие официанты блюли узкую специализацию: один подавал исключительно закуски, другой — супы, третий — жаркое, четвёртый — десерты и т. д. Немецкие официанты ничего не рекомендовали посетителям и не нахваливали, а главное — ставили на стол хлеб только перед подачей второго (!) блюда, так что суп есть приходилось без хлеба — что, конечно, русские путешественники вынести могли с большим трудом. Но, как известно, не хлебом единым сыт человек…

К 1912 году в Кёнигсберге существовало уже три театра: оперный, драматический (открывшийся в 1910 году) и «Луизентеатр» — летний опереточный. Он находился на Хуфеналлее, вблизи Зоологического сада (там, где сейчас располагается областной драматический). Владельцем его был известный в Кёнигсберге директор Мартин Клейн, а в репертуаре значились преимущественно сентиментальные оперетки немецких композиторов — приличные и вполне подходящие для семейного просмотра.

Русские путешественники, особенно из Петербурга, привыкшие к французской оперетте и итальянской опере, здешние театры своим посещением не баловали. Меломаны предпочитали слушать настоящую немецкую музыку в Берлине. Кёнигсберг в этом отношении казался слишком уж провинциальным. Слишком прусским — тяжеловесным и лишённым изысканности. Как, собственно, и интерьер театров — красный плюш с позолотой, столь милые немецкому сердцу «атрибуты роскоши».

Кафешантаны в Восточной Пруссии не приживались… а самым азартным путешественникам оставалось только посещать ипподром. Добраться до ипподрома на Каролиненхоф (район улицы Куйбышева) можно было на извозчике, или автомобиле, или на трамвае, идущем от вокзала по направлению Россгартенских ворот.

Билеты (стоимостью 3 марки 50 пфеннигов) заблаговременно продавали в сигарном магазине Праль на Юнкерштрассе (эта самая бойкая в Кёнигсберге торговая улица располагалась там, где сейчас улица Шевченко — между Ленинским проспектом и Пролетарской) или же в день скачек у входа.

Скачки проходили в среднем шесть раз в году — с мая по октябрь, в разгар туристического сезона (как сказали бы сегодня). Их главной притягательной силой являлся тотализатор, — созданный словно бы специально для русских. Немецкие бюргеры на бегах играли очень скромно — и трибуны ипподрома в дни забегов были переполнены главным образом приезжими.

О начале скачек публику извещали специальные объявления на столбах и в местных газетах. Расписание скачек на сезон вперёд печаталось и в «Путеводителе».

Ну а если у кого-то из проигравших на бегах совсем расстраивались нервы — бедняга мог прийти в себя в известной далеко за пределами Восточной Пруссии лечебнице для нервных больных в Шпейхерсдорфе (ныне посёлок Южный). Она занимала пространство в 10 десятин, из которых почти половина приходилась на долю прекрасного старого парка.

Лечебница была полностью электрифицирована, имела центральное отопление, гидротерапевтические и прочие (новейшие по тем временам) приспособления для лечения душевных болезней. Предназначена она была, в первую очередь, для состоятельных клиентов — благо заведующий лечебницей доктор Штайнер и великолепно вышколенный медперсонал свято хранили врачебную тайну и гарантировали пациентам полную конфиденциальность. (Часть персонала в лечебнице была непременно со знанием русского.)

…Интересно, но Кёнигсберг точно был обречён на «русскость» своей истории — пусть даже в сорок пятом наши «путешественники» въезжали в него не по железной дороге, а преимущественно на танках. Или входили пешком. В пропылённых гимнастёрках и брезентовых плащ-палатках.