По окончании моего содержательного рассказа снова последовал подъем то ли на хребет Цаган-Дабан, то ли Цаган-Хуртей и волшебное парение в одну из обширных котловин – может, Муйско-Куандинскую, может, Тункинскую, а может, и в Окинскую...

Потом Алексей принес мне из магазина молока, черной икры, хлеба, спаржи, сырокопченой колбасы, йогуртовый торт какой-то... В аптеке скупил, кажется, все лекарства, включая слабительные и мочегонные средства и, поцеловав меня в лоб, сказал, что поедет домой, проверить, что там да как, а завтра снова навестит болящую свою скандалистку.

Отходя ко сну, я подумала: «А мама была права – я дождалась своего принца! Правда, он не прискакал ко мне на белом коне и не снес близлежащие дома, не вырыл озеро или пруд за ночь, дабы приплыть наутро на яхте с алыми парусами. Но, на мой взгляд, нет ничего страшного в том, что принц явился ко мне под личиной газовщика».

* * *

Наступил апрель. К запаху теплой, дышащей земли и к гнилостному духу «культурного» помойного слоя из окурков, плесневелых хлебных корок, алюминиевых банок, фантиков и прочих отходов жизнедеятельности человека, накопившихся под снегом за зиму, примешался наконец тот особый, характерный, будоражащий и побуждающий к необъяснимым, глупым поступкам аромат весны, который сворачивает людям головы настолько, что некоторые их даже теряют.

Может, это весенний воздух взволновал и опьянил меня?.. Хотя нет – скорее всего, «Лучший человек нашего времени», как всегда это бывало, ворвался в мою жизнь подобно тайфуну, но если раньше он сносил все благочестивые намерения и правильные, удобные для существования в этом мире мысли и представления о безмятежном будущем и двигался дальше, то сейчас он словно попал в западню – в каменный мешок без единой щелки, посредством которой без труда мог бы вырваться и продолжить свое разрушающее действие на свободе. Однако великий детективщик был этим своим «мешком» очень доволен и не стремился оттуда никуда вырываться.

Пока я болела, он звонил мне каждый час, справлялся о моем самочувствии и узнавал, как ему лучше поступить: сначала вымыть окна или полы в квартире, сперва разобраться в шкафах или лучше затеять большую стирку. После девятимесячного отсутствия его дом превратился в хлев, а главная беда, по словам Алексея, была пыль – она витала повсюду, пряталась под кроватью, стояла столбами в солнечных лучах, вызывающе и нагло лежала, словно распутная девка, на столе: вот она я – возьмите меня! Кронский воевал с ней несколько дней, но бесполезно.

– Я ее смахиваю тряпкой, а она поднимается, зараза, и снова ложится на свое место! – жаловался он мне. – Может, ее скотчем? Она к нему прилипнет, и я вместе с ней отдеру клейкую ленту? – советовался он.

– А ты тряпку мочил?

– А надо?

– Наверное.

– Сейчас попробую. – Он бросал трубку и кидался испытывать очередной мой совет, через час звонил опять. – Слушай, по-моему, я над ней одержал победу! – радостно кричал он. – Только теперь от тряпки повсюду какие-то разводы на мебели. Так и должно быть?

– А ты тряпку-то хорошо выжал?

– Я ее вообще не выжимал! А надо было? Что ж теперь делать-то?

– Возьми сухую и пройдись по тем поверхностям, где у тебя разводы. Наверное, так нужно сделать.

– Точно! Ну ты, Марусь, даешь! Нет, я, конечно, знал, что ты очень умная, но что до такой степени!..

Не меньше недели «лучший человек нашего времени» боролся с паутиной в углах и на карнизе, пылью, что лежала повсеместно плотным слоем сантиметра в два (первое время великий детективщик забавлялся тем, что рисовал на ней пальцем затейливые пейзажи, навеянные еще свежими воспоминаниями о Бурятии), и неизвестно откуда взявшимся в марте месяце (!) тополиным пухом под кроватью, письменным столом и шкафами и все порывался приехать ко мне на ночь – я же была непреклонна как скала:

– Нет, нет, Лешенька, не стоит, я еще не совсем здорова и вообще уже собираюсь лечь спать, – говорила я всякий раз, но заметила, что сердце мое с каждым звонком великого детективщика билось все учащеннее, екать даже начало, что к концу недели (невероятная стойкость с моей стороны!), когда с пылью, паутиной и тополиным пухом в квартире Алексея было покончено, я сдалась, и «лучший человек нашего времени» приехал с цветами и кучей продуктов. На следующий день он снова посетил меня, остался на ночь и утром никак не хотел уходить. Вечером того же дня Кронский явился опять с цветами и с изящным кольцом с довольно крупным бриллиантом (нечего сказать, не пожалел денег).

– Марусь, снегурочка моя, мой недоступный абонент, выходи за меня замуж, – просто так, безо всякого пафоса и падения на колени проговорил он. – Я что-то без тебя совсем не могу. И потом, вдруг тебя снова кто-нибудь перехватит, какой-нибудь Отелло, который никогда не поймет твоей тонкой натуры!

– Я не могу так сразу... – замялась я. – Мне нужно подумать, привыкнуть...

Но надо сказать, что привыкала я к Алексею с космической скоростью. Образ его с такой же космической скоростью менялся, и он с каждым днем становился все больше похожим на того самого Кронского, которого я полтора года назад встретила в коридоре редакции. Вторую никчемную косицу на затылке постигла та же участь, что и ту, которая торчала на подбородке. Брезентовые брюки и несуразную куртку на меху с кирзовыми сапогами сменили шикарный костюм, дорогая дубленка и фирменные ботинки. На аппетит он не жаловался и поэтому быстро набрал недостающие килограммы – он уже не казался истощенным, его щеки нельзя было назвать впалыми, а черты лица уж не были заостренными, как при первой нашей встрече после путешествия его в автономную республику Бурятию. Волосы отрастали, и теперь на его голове была вполне приличная стрижка «под ежик». И все-таки чего-то не хватало для окончательного завершения образа. Но вот чего? Я никак не могла понять.

А поняла только в тот вечер, когда «лучший человек нашего времени» протянул мне изящное кольцо с довольно большим бриллиантом. Сердце мое вдруг затрепыхалось, будто вольную птицу закрыли в маленькой клетке и которой не хватает в ней ни воздуха, ни свободы – вот-вот вырвется. И вовсе заколотилось оно не из-за кольца, через меня вдруг в тот момент, когда говорила: «Я не могу так сразу» и «Мне нужно подумать», словно электрический ток по всему телу пропустили, после чего все существо мое закричало внутри: «Это – он! Это – он! Это герой всей твоей жизни! И нечего больше ждать принцев!»

Что вдруг произошло со мной? Я сама не могла ответить на этот вопрос, пока великий детективщик не прикоснулся губами к моему уху и не прошептал: «Все равно я склоню тебя к замужеству». «Запах!» – осенило меня. От него снова веяло его любимой туалетной водой! Вот чего мне не хватало все это время! Удивительно, как запахи могут воздействовать на центральную нервную систему человека! Я нередко вспоминала этот аромат, он порой стоял у меня в носу, и я словно бы находилась в одной комнате с Алексеем, будто он был не в Бурятии, а совсем рядом – стоит только руку протянуть – и я дотронусь до него, но, когда я открывала глаза, меня всякий раз ждало разочарование.