Как раз немецкой любовью к легендам о рыцарях объясняется преклонение Альберта перед талантом Теннисона. Тот любил сюжеты мрачные, причудливые, но оставлявшие место для морализаторства – становление Камелота, любовь Ланселота и Гвиневры и, конечно, смерть Артура. В угоду Виктории, тогда уже вдове, Теннисон дописал к поэме «Королевские идиллии» поэтическое посвящение Альберту. Виктория с трудом продиралась через эти выспренные строки, но благодарность ее была безгранична.

В 1862 году Виктория поближе познакомилась с Теннисоном. На лицо поэт показался ей «странным и косматым», зато у него было золотое сердце, и он готов был многократно воспевать ее обожаемого Альберта. Между поэтом и королевой завязалась переписка. Они неоднократно встречались, и во время одной из встреч Теннисон предложил Виктории самой сочинить стихотворение. Королева смутилась. По ее словам, за всю жизнь она не сумела срифмовать даже две строчки. Зато она отправила Теннисону плод своего творчества – «Записки о нашей жизни в Шотландии», в основу которых легли ее дневниковые записи. Королева просила поэта «не судить ее слишком строго». Но кто бы посмел ее судить?

Несмотря на нехватку времени, Виктория и Альберт отслеживали новинки литературы. Одним из любимых английских писателей Альберта был, как это ни странно, Джордж Элиот. Под этим псевдонимом скрывалась Мэри Энн Эванс, талантливая писательница, которая придерживалась отнюдь не викторианского образа жизни. У всех на виду она встречалась с женатым мужчиной, а затем стала его сожительницей. Казалось бы, столь очевидное нарушение приличий должно было отвадить Викторию и Альберта от ее сочинений. Но что возьмешь с писателей? Любимым романом Альберта был «Адам Бид» – история о доярке, соблазненной лордом. Роман как нельзя лучше отражал взгляды принца на беспутную английскую знать.

Другим фаворитом королевской семьи был роман Шарлотты Бронте «Джен Эйр». Судьба бедной, но гордой гувернантки так взволновала Викторию, что она до полуночи читала мужу вслух «эту печальную и интересную книгу». Но энергия королевы быстро иссякла, и дочитывал жене книгу уже Альберт. Нелегко вообразить предельно серьезного принца, который читает вслух про выходки безумной жены мистера Рочестера. И читает, конечно, с густым акцентом. Но личность принца таила немало сюрпризов.

Что касается Диккенса, титана английской литературы, его королева тоже не обошла вниманием. Она интересовалась не только его книгами, но и театральными постановками. Завзятый театрал, Диккенс устраивал в Лондоне благотворительные спектакли, в которых принимал участие он сам и его дочери. В 1857 году по просьбе Виктории Диккенс устроил частный показ пьесы Уилки Коллинза «Замерзшие глубины» о неудачной арктической экспедиции. Для того чтобы исполнить роль в этой пьесе, Диккенс отрастил свою знаменитую бороду и с тех пор с ней не расставался. Наградив актера аплодисментами, королева отправила записку за кулисы, приглашая мистера Диккенса на рандеву. Но писатель отказался. Негоже представать перед монархом, если ты «устал, весь в поту и с размазанным гримом на лице».

Прошло еще тринадцать лет, прежде чем Виктории удалось заманить писателя на аудиенцию. За полтора часа они успели обсудить все что угодно, от международной политики до цен на мясо. Но для Диккенса полуторачасовая аудиенция обернулась мучением. У него страшно болели ноги – последствия пережитого крушения поезда, – но он не стал просить поблажек, а Виктория даже не подумала о том, чтобы нарушить этикет и усадить гостя. Впрочем, она тоже беседовала стоя, за компанию.

На склоне лет королева распробовала романы Марии Корелли. Имя Корелли (на самом деле – Мэри Миллс) кануло в забвение, но в 1890-х она была популярной писательницей, чьи романы затрагивали такие злободневные темы, как отношения отцов и детей, ханжество, религиозная нетерпимость, а также вред, который приносит излишнее употребление абсента. Роман «Телма», изданный в 1887 году, так понравился Виктории, что она покупала каждый последующий роман Корелли. Сочетание мистики с морализаторством пришлось по вкусу престарелой королеве, считавшей, что общество окончательно распустилось и пора бы его как следует припугнуть.

* * *

Виктория по праву считается первым монархом эпохи масс-медиа. Портреты королевы – сначала пухленькой красавицы с косами, обвитыми вокруг ушей, затем строгой вдовы в чепце – повсюду окружали британцев. Прозрачные, чуть навыкате глаза взирали со страниц газет, с аляповатых литографий, которыми так удобно закрывать дырку в стене, с парфюмерных бутылочек и рекламных плакатов. Плакат «Кэдберри» 1890-х изображает королеву Викторию и принцессу Беатрису за чашечкой горячего какао (королева действительно его любила).

На многих каминных полках выстраивались в ряд статуэтки из стаффордширского фарфора – тут королева поглаживает британского льва, а вот она же баюкает младенца или трогательно прижимается к кривоногому Альберту. Образ королевы был залогом хороших продаж, ведь она казалась вечной, как сама Британия.

Как и современные «селебрити», Виктория и Альберт попадали под прицел навязчивых журналистов. В 1844 году, когда шли переговоры о покупке Осборна, принц Альберт в очередной раз отплыл на остров Уайт. Поскольку визит носил частный характер, принц старался не привлекать к нему внимания, но от журналистов ничего не утаишь. По пятам за принцем следовал Рамси Фостер, известный читателям «Морнинг-пост» под псевдонимом Дженкинс. На обратном пути проныре удалось пробраться на королевскую яхту, где он попался на глаза принцу Альберту. Тот не обрадовался чужаку. После продолжительной нотации Фостер был сослан на утлую лодку, тащившуюся за яхтой на буксире. Близ Портсмута матросы высадили беднягу на илистом берегу, и ему пришлось еще полмили месить ботинками грязь. Среди коллег он снискал прозвище «жаворонок из грязи» – как те мальчишки, что собирали по берегам рек гвозди и обрывки веревки.

Другого «папарацци» принц Альберт покарал еще суровее, но и проступки за ним водились куда более тяжкие. В конце 1840-х у королевской четы появился разоблачитель – виндзорский журналист Джаспер Джадж. Извергая статью за статьей, он обличал супругов в таких грехах, как неуплата налогов на собственность и загрязнение улиц Виндзора нечистотами из замка. Королевские конюшни, на которые парламент потратил 40 тысяч фунтов, тоже не давали Джаджу покоя. Почему налогоплательщики должны оплачивать королевские прихоти?

Нападки журналиста доводили Альберта до белого каления. В родном Кобурге щелкопера отстегали бы арапником адъютанты герцога, но в свободной Великобритании каждый мог писать что душа пожелает.

Но в 1848 году ему все же удалось свести с недругом счеты. Прелюдией к расправе стала поистине детективная история. Из виндзорской мастерской были похищены доски для гравюр по рисункам Виктории и Альберта. Гравюры, изображавшие королевских детей и интерьеры замка, предназначались для личного пользования. Однако нечистый на руку подмастерье продал доски на сторону. Покупателем стал не кто иной, как непримиримый мистер Джадж. Он, впрочем, не подозревал, что доски добыты неправедным путем, и вместе с книгоиздателем Уильямом Стренджем затеял выставку гравюр в Лондоне.

В преддверии выставки был выпущен каталог, в котором Альберт обнаружил гравюры с украденных досок. Такой шанс нельзя было упускать, и принц подал на устроителей выставки в суд за нарушение прав частной собственности. Судья поддержал иск – не только потому, что Альберт являлся автором рисунков, но и потому, что на них были изображены личные покои, недоступные для чужих глаз. Джадж и Стрендж посягнули на частное пространство семьи – святая святых для любого викторианца – и заплатили дорогую цену. Джадж получил тюремный срок и вынужден был уплатить штраф в пользу принца, ради чего ему «пришлось продать последнюю простыню». Карьера правдолюбца была закончена.