Кикке было отлично известно о моем перфекционизме. Она знала, что перед каждой поездкой я аккуратно переливаю минеральную воду из большой бутылки в маленькую и что не могу спокойно спать, если у меня есть неоплаченные счета, что я ни разу не просрочила арендную плату и всегда отвечаю на электронные письма в тот же день. Знала она, что я обожаю мыть посуду и всегда делаю это в резиновых перчатках.

Знала все это обо мне – и все равно любила. Поэтому ей я могла рассказать обо всем.

– Кикка, я просто не уверена, что хочу именно этого. Ну ты же знаешь, я кошка…

– Персидская, – вставила она.

– А он – собака! Я не представляю, как мы поладим. Поэтому мы только целовались. О боже, у меня губы до сих пор горят… Я уже лет двадцать столько не целовалась…

– Хорошо целуется? – поинтересовалась она.

– Отлично, – кивнула я. – Иначе я выставила бы его раньше…

– Дорогая, я знаю, ты боишься, – заметила она. – После Дино. Я и сама боюсь. Не у тебя одной был такой Дино. Но не наказывай этого парня за него. Я не думаю, что он такой же – мне кажется, он искренен. И вообще, тебе нужно рискнуть и попробовать новые отношения…

Два дня спустя, в одно особенно замечательное субботнее утро я, отбросив всякую осторожность, сидела в машине Бернардо. Я приняла приглашение пообедать в его деревенском доме, и он заехал за мной во Флоренцию. По дороге он не промолвил почти ни слова, лишь сообщил, что Алессандро собирается провести выходные у матери, и я не стала спрашивать, как вернусь обратно.

Мы ехали вдоль реки, протекавшей через широкую долину. С нашей стороны весь берег был расчерчен на участки и сады, урожай которых продавался на рынках Флоренции. Яркие лучи солнца озаряли поросшие оливковыми деревьями холмы. Мы проехали городок Понтассьеве, названный в честь моста, построенного в шестнадцатом веке в том самом месте, где река Сиеве впадает в Арно. Отсюда, объяснил мне Бернардо, начинается долина Сиеве, относительно неизвестная часть Тосканы.

Все так же двигаясь вдоль реки, мы доехали до цветущего местечка Руфина. Широко улыбаясь, Бернардо признался, что любит его за отсутствие средневековых стен, крепостей эпохи Возрождения, башен и исторических церквей.

– Здесь у нас фабрики, а не замки, – смеялся он.

Как человек, выросший в долине Пеза, чуть южнее Флоренции, с ее великолепными виллами, замками с башенками и изысканными, ухоженными огородиками – тем самым идеализированным, как с открытки, пейзажем Тосканы, который показывал мне Дино, – Бернардо был влюблен в эту часть провинции за ее естественную, дикую красоту, поросшие деревьями холмы, простиравшиеся до самых Апеннин, и всякое отсутствие притворства.

Выехав из Руфины, мы миновали еще одну деревушку. Когда мы свернули на проселочную дорогу с указателем на Монте Джови («гору Юпитера»), воздух заметно изменился. Дорога пролегала под железнодорожным мостом – таким маленьким, что я сделала глубокий вдох, когда мы проезжали под ним, – и через Сиеве по короткому низкому мосту. Над водной гладью – такой прозрачной, что видны были даже камешки на дне, – кружили стрекозы; берега поросли буком, а на ветвях дубов пели птицы. Когда мы проехали мост, дорога сузилась, стала круче и извилистей. Казалось, мы оставляем позади обычный мир и въезжаем в заколдованную страну лесов, крутых холмов и туманных долин. Дорога уходила то вверх, то вниз – ничего общего с Кьянти. Словно большую землю – теряющиеся за облаками горы, где наверняка было полно волков, – силой запихнули в маленькое пространство, скомкали до размера холмов, озаренных лучами солнца. Чем выше мы поднимались, тем нереальнее становился пейзаж вокруг. Вдоль дороги выстроились каштаны, сосны, средиземноморские дубы и буки, в их ветвях запутались яркие солнечные лучи.

Спустя минут пять мы поднялись так высоко, что сверкающая река, петляющая по изумрудно-зеленой долине, осталась далеко внизу. Отсюда мы свернули в просторные виноградники, росшие на склонах гор. Асфальтированная дорога перешла в грунтовую, проходившую через виноградники и густые леса.

Проехав часть пути до горы Юпитера, мы въехали в одну из ее долин. Слева и справа от нас холмы были оплетены виноградниками, то взбирающимися вверх, то струящимися вниз. У входа стояло несколько красных почтовых ящиков.

– Добро пожаловать в Колоньоле, – объявил Бернардо, в его глазах плясали веселые искорки. – Это охотничий заказник имения. – Он указал на холм слева от нас, где виднелись желтые стены большой виллы с каменной башней, возвышающейся над виноградником. – Это большой дом, а вон там – лес, где полно животных, здесь – виноградники и оливковые деревья.

По грунтовой дороге мы медленно въехали в смешанный лес. Густые низкорослые кустарники, перемежавшиеся с дикими цветами, и заросли подсолнухов, подставивших солнцу свои большие желтые головы, – все было озарено ярким солнечным светом.

Бернардо открыл свое окно.

– Чувствуешь, – спросил он, громко втянув ноздрями воздух, – как чисто? Никакой грязи, только горный воздух, capito?[117]

Наверное, поэтому все вокруг так ослепительно сверкает, подумала я, щурясь. На горизонте за рекой видна была горная цепь Апеннин, чьи пики, налезая друг на друга, терялись в голубом небе.

Наконец мы выехали на прямой участок дороги. Слева от нас внезапно вырос холм, а справа резко уходили вниз виноградники. Бернардо убавил ход.

– Вон там, – сказал он, указывая на холм, – мой дом.

Перед нами был большой каменный дом, взгромоздившийся на вершине холма над речной долиной. За домом, по другую сторону долины, уходили вверх крутые террасированные склоны холмов, поросшие густыми лесами, на одном из которых стояло еще какое-то странное жилище. Дом Бернардо, длинный, с серыми каменными стенами и крышей, крытой терракотовой черепицей, словно венец, стоял в окружении холмов. Вдоль фасада виднелась изгородь, за которой я разглядела чьи-то ножки – это подскакивали нетерпеливо маленькие собачки. Казалось, будто бы они парят в воздухе вместе с домом, нависшим над долиной. Со всех сторон дом окружили кряжистые акации, их ярко-желтые листья трепетали на ветру. Зрелище было невероятной красоты.

– Ух ты! – выдохнула я, повернувшись к Бернардо. – Какой он огромный!

– Не-е-ет! – рассмеялся он. – Вовсе не огромный. Видела бы ты замок, где я вырос. Это просто деревенский дом. Мы с моей первой женой купили его много лет назад, тогда он был просто хижиной. Мы сами все построили – псарню, дорожки, все, что ты видишь.

Профиль Бернардо четко вырисовывался на фоне этого пейзажа – шарф плотно обмотан вокруг шеи, голова приподнята, густые кудри блестят на солнце. Никогда еще я не видела его таким расслабленным и настолько в своей стихии.

Он двинулся дальше, свернув за последний резкий поворот. Опавшие листья шелестели под колесами, а дорога, окруженная высокими тенистыми деревьями, стала еще уже. По одну сторону был густой лес; Бернардо указал на полянку, где выстроились в ряд пчелиные ульи. Обогнув виноградник, мы подъехали к высоким деревянным воротам. Бернардо, выскочив из машины, открыл их, заехал внутрь, потом снова вышел и закрыл ворота.