— Надо было меня разбудить.

— Ты столько времени не спала.

— Я же тебе сказала, что прошлой ночью спала пять часов.

— А я сразу понял, что это неправда.

Молчание.

— Ты же понимаешь, у меня и в мыслях не было причинить вред Джеку…

— Я надеюсь.

— Ради бога, Тони!.. Мне и так плохо.

Он только пожал плечами, потом сказал:

— Да, знаешь, Джек согласился на бутылочку. По крайней мере, из моих рук.

— Молодец… — Я не находила, что еще сказать. — Ты его и перепеленал тоже?

— Вроде того. Извини, что снова включил «радионяню». Но он успокоился, затих, и я подумал, что смогу подняться и поработать над книгой.

— Не извиняйся. Мне все равно пора было вставать.

— Ты уверена, что нормально себя чувствуешь?

Я чувствовала себя отлично, если не считать того, что винила себя во всех смертных грехах.

— Мне ужасно стыдно, прости.

Тони опять пожал плечами:

— Это ты уже говорила.

Я закончила возню с подгузником. Натянула на Джека ползунки. Взяла его на руки, уселась на стул, задрала футболку и почувствовала, как он с силой вцепился в сосок. Тихо вздохнула с облегчением, потому что молоко потекло сразу.

— Да, еще одно, — сказал Тони. — Я записал тебя на прием к врачу, на завтра, на два часа.

— Зачем это? — спросила я, уже зная ответ.

— Слушай, раз ты не можешь заснуть…

— Я уверена, что это уже позади.

— Лучше все-таки проконсультироваться со специалистом, тебе не кажется? А еще я позвонил в фирму, называется «Нянюшки Энни» — мне ее порекомендовали в редакции. Тебе явно нужна помощница.

— Не нужно помощницы. Я уже в полном порядке. К тому же няня нам сейчас не по карману.

— Позволь мне об этом позаботиться.

Я не ответила. Тони кивнул в сторону кабинета:

— Ничего, если я?..

— Марш работать, — улыбнулась я.

Как только Тони вышел, я прижалась лбом к Джеку и заревела. Правда, на этот раз я проливала слезы совсем недолго: Джеку не понравилось, что я трясусь, и он недвусмысленно заявил о своем неудовольствии, сильнее прикусив грудь, — предупреждение, напомнившее мне, что отвлекаться не следует.

Я спохватилась, взяла себя в руки и сидела неподвижно, мучаясь раскаянием, дивясь, как это мне в голову могли прийти такие ужасные слова, и ощущая — впервые за все время после родов — сильнейшую, настоятельную потребность защищать Джека и приложить все усилия, чтобы никто не причинил ему вреда.

Мне бы радоваться, но в голову тут же пришла неуютная мысль: а что, если его в первую очередь нужно защищать от меня самой?

Остаток ночи я не спала. Не удалось подремать и утром, потому что Джек разгулялся вовсю. Поэтому к тому времени, когда нам с Джеком пора было отправляться на прием, на меня снова навалилась тяжелая усталость — и моя участковая это моментально заметила.

Мне повезло, что на приеме была именно моя докторша — Маккой. Боюсь, встречи с тем сухим стручком, что заменял ее в прошлый раз, я бы сейчас не выдержала Доктор Маккой отнеслась к нам со вниманием и заботой. Сначала она долго и тщательно изучала Джека. Ей уже все было известно про осложненные роды и прочие наши злоключения. Узнав это, я снова невольно насторожилась, задавая себе вопрос, успели или нет ей насплетничать о том, какие фокусы я выкидывала в Мэттингли.

— Он вам не дает спать всю ночь? — спросила врачиха.

— Он ни при чем, это я сама не могу уснуть… — И я описала, какие неполадки со сном были у меня за последние дни.

— Вам нужно спать, обязательно, — сказала она — Это очень важно и для вашего самочувствия, и для ребенка Я пропишу вам легкое успокоительное, поможет засыпать, если бессонница вернется. Один важный вопрос есть ли у вас ощущение подавленности или тоски?

Я замотала головой.

— Вы уверены? — переспросила она. — Такое частенько случается при бессоннице. Я бы даже сказала, это типично.

— Мне и впрямь необходимо отоспаться — пару ночей крепкого сна…

— Ну что ж, эти таблетки вам помогут. Да, чуть не забыла одну важную деталь: после того, как примете таблетку, не кормите грудью хотя бы часов восемь, пока лекарство не выйдет из организма.

— Не беспокойтесь, все будет в порядке — уверила я.

— А если бессонница будет продолжаться или вы почувствуете признаки депрессии, сразу приходите ко мне. С этим шутить не надо.

Я ехала домой, размышляя о том, что она все знает.

Я в этом не сомневалась, как и в том, что Тони рассказал ей о том, что я угрожала убить Джека. Наверное, доктор Маккой уже определила мою карту в какую-нибудь папку «Группа повышенного риска», ведь и мистер Хьюз, как пить дать, тоже нажаловался ей на мою строптивость. Так что теперь она уж точно знает, что я обманщица. Вот и Тони сразу понял, когда я наврала, будто выспалась прошлой ночью. Словом, теперь уже всем и каждому известно, что я категорически не пригодна для роли матери. Что-же это за мать, если она не может» справиться с самыми простыми своими обязанностями. Ведь…

— Господи, это снова начинается.

Я медленно нажала на тормоз и вцепилась в руль. Я понимала, что начинаю зацикливаться на самоуничижении и на мысли, что любая ерунда способна меня погубить. Например, этот мужик на «мерседесе», что ехал за мной. Он изо всех сил сигналил, знаками показывая, чтобы я проезжала.

Наконец, я вняла его сигналам и, сняв ногу с педали тормоза, двинулась вперед. Однако своим сигналом этот урод ухитрился не только вывести меня из задумчивости, но и разбудить Джека. Бедный ребенок заливался слезами всю дорогу до аптеки. Джек продолжал плакать и пока мы ехали домой. Он не умолкал весь остаток дня.

Я осмотрела его с ног до головы, убедилась, что на коже у него нет раздражения от подгузников, десны не воспалены, нет поноса, судорог, бубонной чумы и прочих ужасов, порождаемых моим воображением. Я предложила ему и грудь — благо молоко теперь было всегда наготове. А через пару часов, когда мои природные запасы кончились, дала бутылку со смесью, и она не была отвергнута.

Но, опустошив бутылочку, Джек снова завыл. В отчаянии я набрала номер Сэнди. Она тут же услышала его оглушительный плач.

— Вот это я называю хорошими легкими, — заметила она — Как у вас дела?

— Хуже некуда… — И я все ей рассказала, за исключением того, чем угрожала Джеку. Эту жуть я даже не могла повторить вслух, не то что с кем-то ею поделиться… даже с сестрой, которой обычно поверяла все свои секреты.

— Ну что я тебе скажу — по мне, так все это совершенно обычно, когда имеешь дело с грудным, ребенком. А орет он без умолку, скорее всего, из-за газов. У моих ребят от этого крыша ехала, а я думала, что точно рехнусь. Чувствую, ты и сама к этому-близка. Но рано или поздно это пройдет.