— Вы сами живете здесь, в Шотландии? — поинтересовался он.

— Нет.

— И я нет, — просто сказал он.

— Вы, наверное, из Лондона?

— Откуда вы знаете? — удивился мужчина.

— О, просто догадался. Интуиция, знаете ли.

— Вы ведь знаете Брикстон, да? Как интересно… Рад познакомиться. Так забавно стоять здесь и вспоминать о третьем номере автобуса… ну, том, что ходит мимо ратуши, мимо Тулс-Хилл — вы же знаете Тулс-Хилл? — и мимо Херн-Хилл, по Крокстед-роуд. Вам знакома эта часть города? Терлоу-парк-роуд, Дулвич… Милый райончик. Я всегда говорил, что это самая приятная часть города. Но как странно думать обо всем этом здесь! Вы понимаете, о чем я?

— Полагаю, что да.

Закат окрасил небо над Бен-Мором в багрово-золотые тона.

Я вновь задался вопросом: что такой парень, как этот славный лондонец, делает на полпути к Гебридам? Каким ветром его занесло в эту глушь? Впрочем, не важно. В настоящий момент я чувствовал себя слишком расслабленным и умиротворенным, чтобы проявлять любопытство.

Просто удивительно, каким миром и покоем веяло от здешних холмов. На меня снизошло ощущение вечных каникул, когда можно ничего не делать, просто стоять и наслаждаться проплывающим мимо пейзажем. Эта атмосфера счастливого безделья, подобно густому туману, обволокла меня и проникла в каждую пору, в каждую клеточку моего тела. Сомневаюсь, чтобы подобное было возможно где-то еще к востоку от Балкан.

Тем временем пробили склянки, шум мотора стих. Теперь наш кораблик медленно дрейфовал, а к нему приближался баркас с тремя островитянами — их фигуры казались угольно-черными на фоне серебряного моря. Часть пассажиров — пятеро фермеров и с ними несколько пастухов — приготовились к выходу. Остаток пути до острова им предстояло проделать на этом баркасе. Один из пастухов был настолько пьян, что поскользнулся и упал. Раздался дружный смех. Все пассажиры несли с собой объемистые бумажные пакеты. Вот на борт баркаса бережно сгрузили новенький блестящий велосипед. За ним последовала торба с почтой — размерами она не превышала обычную дамскую сумочку. Так, теперь скромная стопка утренних газет. И вот уже прозвучал сигнал к отправлению.

Мы поплыли дальше, а баркас заспешил к ближайшему острову, призывно помигивающему разрозненными огоньками.

Маленькое островное сообщество исчерпало ежедневный лимит общения с внешним миром. Оно получило свои письма, свои утренние газеты, новый велосипед для Дженни и кучу таинственных пакетов из магазинов Обана.

Мы тихо двигались по проливу. На небо выплыла луна, и ее лучи ярко освещали топ мачты «Лохинвара».

Приблизительно через двадцать минут в машинном отделении снова пробили склянки. Наше судно остановилось возле новой пристани. Здесь мы избавились от теленка.

В темноте мне удалось разглядеть старенький навес со спасательным кругом и цепочку холмов, загораживавших полнеба.

На пристани собралось все население острова. Старики, опиравшиеся на палочки, молодые девушки с непокрытой головой, здоровые неуклюжие парни — все они жадно глазели на наш пароход и шепотом обсуждали увиденное. Островитяне внимательно рассматривали меня, маленького лондонца и остальных пассажиров. Было ясно, что разговоров им хватит надолго. Судя по всему, каждое прибытие судна с материка становилось настоящей сенсацией для поселка.

Жители острова громко переговаривались со своими земляками, находившимися на палубе — как и в любом маленьком местечке, все друг друга прекрасно знали. Затем раздался звук ожившего мотора, толпа на берегу заволновалась, посыпались слова прощания на английском и на гэльском. За бортом возник пенный след — мы удалялись, оставляя островитян коротать дни в тени холмов.

— А вы могли себе представить, — обернулся ко мне мой попутчик, — что такое происходит всего на расстоянии суточного перехода от Лондона? Нет, я не хочу сказать, что слишком далеко уехал на запад за эти дни, но как вспомню Пиккадилли-Серкус… Вы только подумайте!

Я чувствовал, что уже устал от подобных рассуждений, но мне не хотелось обижать своего собеседника. Он мне по-прежнему нравился. Этот человечек был полон восторженного удивления. Он постоянно хотел что-то высказать, но ему не хватало слов. Я, наверное, мог бы помочь ему, но мне мешала моя лень.

— Становится холодно, — сказал я наконец. — Не хотите ли спуститься в каюту и что-нибудь выпить?

— Я не пью, — ответил маленький лондонец.

— Тогда, может быть, чаю?

— Вот это было бы отлично.

Мы прошли в крохотную каюту и уселись на плюшевом диванчике. Искусственные цветы в вазочке покачивались в такт движению парохода. На стене висело панно на тему известной баллады: бесстрашный Лохинвар скачет верхом, за спиной у него — похищенная невеста.

— Вы сейчас в отпуске? — поинтересовался я.

— Да. Вы, наверное, скажете: что за странное место он выбрал для отпуска! Ехать в такую даль, да еще в одиночку. Мои родственники считают меня ненормальным, они-то все предпочитают отдыхать в Истбурне. Но знаете, я чувствую, что Лондон начинает действовать мне на нервы. Думаю, время от времени надо выезжать за его пределы. Разве это не естественное желание? Если б у меня были деньги, я бы отправился в кругосветное путешествие.

— Но почему вы выбрали Гебриды?

— Понимаете, я люблю одиночество. Мне нравится стоять на палубе (я, кстати, уже приезжал сюда в прошлом году, но пораньше) и думать, что вот, Лондон живет своей жизнью, а меня там нет. Я, конечно, всегда рад возвращению домой. Но как подумаю: всего один день пути от Лондона… и тут такое!

Он махнул рукой в сторону иллюминатора, за которым как раз проплывал эффектный склон горы.

— Насколько я понимаю, подобные поездки помогают вам вернуть… как бы это сказать… душевное равновесие?

— Вот именно, — обрадовался мой собеседник. — Понимаете, я каждый день езжу на работу, одной и той же дорогой в одно и то же место. Полагаю, так оно и будет продолжаться — пока я не состарюсь и не помру. Казалось бы, тоска! Но я не слишком расстраиваюсь, даже если мне случается пропустить свой поезд или, скажем, всю дорогу от Брикстона простоять на ногах. В подобных ситуациях спасают мысли о… обо всем этом. Ну, вы понимаете. Здесь так тихо… и покойно. Нет, конечно, всему есть мера. Я хочу сказать: если б мне пришлось пробыть здесь слишком долго… да к тому же, одному, я бы, наверное, устал, а так… Три-четыре дня — как раз то, что мне надо. Я снова чувствую себя бодрым и веселым.

Он еще долго продолжал в том же духе. Я слушал его и думал: а ведь он прав! Нет, уж кем-кем, а сумасшедшим его не назовешь. Напротив, очень здравомыслящий человек. Да, он бежит из Лондона, ищет уединения. Но, может, это помогает ему выжить в огромном перенаселенном городе со всеми тамошними проблемами. Не исключено, что он нашел лекарство, в котором так нуждается большинство лондонцев.

Мы медленно вошли в залив Тобермори.