Я помигал и переменил позу.

– Это будет девятимерное пространство?

Никакого ответа. Ничего, кроме пустого взгляда, устремленного в пустоту.

Я встревожился. Сказал:

– Альберт! Я задал тебе вопрос! Какую вселенную хочет создать Враг?

Он посмотрел на меня, не узнавая. Потом вздохнул. Задумчиво почесал голую лодыжку и очень серьезно ответил:

– Робин, понятия не имею.

Я рассказывал вам о хороших людях и о людях с недостатками, пришла пора рассказать о по-настоящему плохом человеке. Он вам не понравится, но вам следует познакомиться с ним. Я кратко упоминал его, когда говорил о террористах, но не оценил по достоинству. Я хотел бы оценить его по достоинству, очень хотел, вероятно, вплоть до петли висельника, но этого не случилось. К несчастью.

Зовут его Берп Хеймат, и некогда он был двухзвездным генералом в Высоком Пентагоне.

Именно Хеймат убедил нового супруга Клары, что единственный способ достичь мира и справедливости – взорвать как можно больше людей. Это одно из самых незначительных его преступлений.

Среди всего прочего, однажды он пытался убить меня лично.

Возможно, пытался и не раз, потому что далеко не все обнаружилось на суде. Со мной он потерпел неудачу. Но с несколькими сотнями других – по крайней мере с несколькими сотнями – добился успеха. Хеймат на суде отказался признать себя виновным в убийствах. Он вообще не хотел называть это убийством. Называл революционной справедливостью, потому что он был террористом. Суд, с другой стороны, конечно, называл это убийством, каждый отдельный случай назвал убийством и за каждую смерть приговорил Хеймата к пожизненному заключению. И так как Хеймат был не просто свихнувшимся придурком, а доверенным генералом Американских космических сил, приговор вынесли по совокупности. И вот, хотя в приговоре указано, что Хеймату предстоит провести в заключении 8750 лет, время шло, и теперь ему отбывать осталось только 8683 года.

У него были все основания считать, что он отбудет каждый день этого срока, потому что даже преступники имеют право на машинную запись. И поэтому срок его заключения не закончится со смертью.

Теперь мне даже нравится рассказывать о генерале Берпе Хеймате. Возникает желаемое облегчение. После ошеломляющей демонстрации Альбертом бесконечности и вечности приятно поговорит просто о человеке, всего лишь презренном преступнике.

Каждый день Хеймата был таким же, как все остальные. Вот как начинается его день.

Когда он проснулся, постельная машина по-прежнему лежала рядом с ним, свернувшись, но он знал, что она не спит. Он знал также, что она не живая, но так как другого общества у Хеймата почти не было, он перестал замечать это.

Когда Хеймат спустил ноги с кровати, она тоже начала подниматься, но он толкнул ее назад. Достаточно мягко после неистовства последней ночи. Но не очень мягко, потому что (к сожалению) она очень сильна.

Она некоторое время смотрела, как он одевается, потом спросила:

– Ты куда?

– Ну, – ответил Хеймат, – пройдусь до берега, потом переплыву пролив, сяду в самолет до Лос-Анджелеса. Там я предполагаю взорвать несколько зданий. – Он немного подождал ответа, но не получил его. Да и не ожидал получить. У нее нет никакого чувства юмора. Для Хеймата это постоянное разочарование. Хеймат гораздо больше был бы доволен жизнью, если бы ему хоть иногда удавалось заставить свои постельные машины рассмеяться. Конечно, гораздо большее удовольствие он получил бы, если бы они плакали от боли. Власти дали ему спутницу, которая выглядит и пахнет, как женщина, которая на ощупь и на вкус неотличима от женщины. Но почему не сделать так, чтобы она могла чувствовать?

Хеймату не приходило в голову, что он не заслуживает заботы со стороны властей или еще кого угодно.

За дверью машина-охранник подмигнула и прошептала:

– Что скажешь, Хеймат? Хороша она была?

– Нет, – ответил Хеймат, не поворачивая головы. – Я тебе говорил, что мне нравятся блондинки. И маленькие. Хрупкие.

Охранник вслед ему сказал:

– Я посмотрю, что можно будет достать на следующую ночь, – но Хеймат не ответил. Он думал о слове, которое только что употребил. «Хрупкая». Миниатюрная хрупкая блондинка! Живая! Настоящая живая женщина, с хрупкими маленькими конечностями, которые можно выворачивать и ломать, с кричащим ртом и искаженным болью лицом...

В этом месте он заставил себя не думать. Не потому, что эта мысль причиняла ему стыд: Хеймат уже давно не знал стыда. Остановился, потому что мысль причиняла ему такую радость, он испытывал такое отчаянное желание, что испугался: лицо может выдать его чувства, а Хеймат по-прежнему считал своей победой, что всегда держит свои чувства при себе.

Островная тюрьма Хеймата расположена очень далеко от всех континентов и крупных городов. Она построена в расчете на триста восемьдесят самых страшных преступников и должна была удержать их, что бы они ни предприняли.

Теперь все это лишнее, потому что единственным активным заключенным в тюрьме был Хеймат. Просто больше не нашлось трехсот восьмидесяти отчаянных заключенных. Во всем мире не осталось такого числа. Со страшных дней терроризма и голода поступления в тюрьму сильно сократились. О, конечно, время от времени снова подворачивались психопаты, но то, что Альберт (мы с ним обсуждали эту проблему) называет «предрасположенностью к оппортунистическим преступлениям», встречается редко.

Дело в том, что условия жизни стали гораздо лучше. Нигде в человеческой галактике не осталось мест, где новые поколения вырастали, чтобы грабить, убивать и разрушать, потому что у них нет другого способа облегчить свои несчастья. Большинство заключенных в тюрьмах – это ветераны дней терроризма и массовых преступлений, и их осталось немного. Заключенные почти все отправились в другие места, в колонии, где предстоит трудная работа. Остальные либо достаточно реабилитировались, либо благополучно умерли. Сам Хеймат был уже очень стар – старше даже меня, ему не меньше ста тридцати. Конечно, он получал Полную Медицину. И мог прожить во плоти еще пятьдесят лет, потому что заключенным предоставляются все запасные органы, как только в этом возникает необходимость. Когда они умирают, происходит это не от старости, болезни или несчастного случая. Почти всегда это просто бесконечная скука. Однажды утром, ничем не отличающимся от других, они просыпаются, оглядываются и решают, что машинная запись нисколько не хуже. И тогда отыскивают подходящую возможность и убивают себя.

Но не Хеймат.

Единственным другим плотским заключенным в тюрьме был бывший советский маршал по фамилии Пернецкий. Подобно Хеймату, он служил оплотом террористов, используя свое высокое положение в военной иерархии, чтобы помогать им убивать и разрушать. Эти двое были вначале коллегами в террористическом подполье, потом долгие годы заключенными. Конечно, не друзьями. Ни у одного из них не было настоящих друзей. Но все же они были достаточно близки, и поэтому Хеймат искренне удивился, узнав однажды, что Пернецкий сжег себе всю пищеварительную систему жидкостью для очистки.