– Конечно, напарник не помешал бы, но я не вижу, кого можно привлечь. Для этого подходит Дауд, мой работник, который, как ты помнишь, воевал с талибами, однако он должен быть в мастерской, обеспечивать мне алиби.

– Я бы пошел с тобой, – неожиданно сказал Табрай. – Но сейчас от меня мало толку. Сомневаюсь, что смогу гарантированно поразить броневик даже с близкой дистанции. Зрение стало плохим. Да и сил с каждым днем все меньше.

– Тебе нельзя идти. Не только потому, что ты уже не в том состоянии, чтобы воевать. Ты будешь в кишлаке показывать стукачу наших мужчин.

– Да. Тогда как ты смотришь на Бакара? Он тоже неплохо воевал, силен, смел и уважает тебя. Уж не знаю чем, ты заслужил авторитет у моих сыновей.

– Наверное, тем же, чем и у тебя когда-то.

– Возможно. Так как с Бакаром?

– Он подойдет, но согласится ли? Конечно, если его пошлешь ты, то сын согласится, но для такого дела нужен доброволец.

– Я поговорю с ним. Вечером он придет к тебе.

– Хорошо. Так я пойду на кладбище?

– Подожди! Когда еще представится возможность откровенно поговорить?

– Хоп. Что ты хочешь сказать? Я слушаю.

– Я все чаще вспоминаю войну с Советами в восьмидесятые годы. И все более утверждаюсь в мысли, что с нашей стороны это была ошибка. Ведь с русскими вполне можно было договориться.

Муштак посмотрел на Табрая и заявил:

– Ты удивляешь меня, Амир.

– Я сам удивляюсь себе. Не воюй мы с Советами, они не стали бы захватывать наши территории, не было бы страшных потерь среди мирных жителей и вывода войск. Вернее, он произошел бы позднее, когда местная власть укрепилась бы, и мы договорились бы о правительстве, признающем все народности и племена. Не было бы нашествия талибов. На нашу землю не вступили бы американцы со своими марионетками. Мы жили бы мирно. Пусть русские гарнизоны стояли бы в крупных городах. Они не мешали бы нам жить, напротив, являлись бы гарантом нашей безопасности как от внешних врагов, так и от внутренних. Надо было договариваться, Муштак. Но историю не перепишешь, время не повернешь вспять. Ладно. Расходимся. Будь осторожен.

– Сегодня, Амир, я увидел тебя совсем другим.

– Помнишь, я говорил, что никогда не признаю тебя?

– Конечно.

– Так вот я изменил и это решение. Теперь ты мне такой же сын, как Бакар и Салах. Не говори ничего.

Старый душман поднялся и с ловкостью, не присущей его годам, практически бесшумно растворился в роще.

– Воин! – проговорил Муштак, поднял рюкзак, винтовку и осторожно, не спеша направился к кладбищу.

Оружие он спрятал у старой ограды, защищенной от постороннего взгляда густым кустарником. Хазани аккуратно пробил ломиком грунт, ладонями сгреб его в кучу, сделал выемку приличных размеров, спрятал в ней мешок, винтовку, магазины и все тщательно замаскировал.

Помог ему ветер, налетевший внезапно. Он поднял пыль. Та быстро покрыла землю сантиметровым слоем. Лучшего и не придумаешь.

Муштак обогнул кладбище, зашел к дому от виноградника и сада. У топчана во внутреннем дворике он увидел жену, чему немало удивился.

– Что случилось, Ламис? Почему ты на улице?

– Ты ушел и не сказал куда. У тебя есть другая женщина?

– О чем ты говоришь, любимая? Какая женщина? Ты была, есть и будешь одной-единственной.

Ламис заплакала, прижалась к мужу.

– Прости за эти мысли. У меня непорядок с головой.

– Ты сильно страдаешь, Ламис, так же, как я и все в нашей семье. Поэтому такое смятение.

– Прости.

– Мне не за что прощать тебя, дорогая. Давай присядем.

Они опустились на топчан.

– Я должен снова уйти, дорогая.

Ламис с тревогой посмотрела на мужа.

– Куда?

– Не надо спрашивать об этом. Я уйду и к рассвету вернусь.

Женщина взяла мужа за руку.

– Нет, ты обязан сказать мне, что задумал и куда пойдешь, иначе я не выдержу. Мне и так плохо, а будет еще хуже. Ты хочешь, чтобы я умерла?

– Что ты? – Муштак обнял жену. – Зачем так говоришь, дорогая? Ведь знаешь, я за тебя, за семью жизнь отдам.

– Тогда ответь на вопрос.

Муштак вздохнул и проговорил:

– Я пойду к холмам.

– Но зачем? Если ты желаешь еще раз посмотреть, где убили нашего Саида, то можешь сделать это днем и на машине. Почему ты отправляешься туда ночью?

– Хорошо. У меня никогда не было тайн от тебя. Я и сейчас не хочу лгать. Американцы убили нашего внука. Саид ни в чем не провинился перед ними. Все заявления о том, что они открыли ответный огонь, отговорки. Я сам офицер, ты знаешь, и не стал бы убивать детей, даже если они выстрелили бы в колонну. Ведь это наверняка произошло бы случайно. Американский офицер или сержант не мог не отличить через оптику игрушечный автомат от настоящего. А ружье – не угроза для бронированной техники. Янки же беспощадно расстреляли мальчиков. У них, видите ли, такая инструкция.

– Ты решил отомстить?

– Да, Ламис. Когда-то я зарекался, что не буду воевать. Но против своих. Потом пришла кровожадная орда талибов, и я взялся за оружие. Ты помнишь, как тяжело тогда было, однако мы выстояли. После талибов я вновь сказал, что буду жить мирно. Но гибель Саида изменила все. Пора положить конец беспределу американцев и их прихвостней.

– Но что ты можешь один, Муштак?

– Многое. Гораздо больше, чем ты думаешь. Конечно, я не смогу противостоять целой армии, даже взводу в открытом бою. Но отомстить за Саида, за изуродованного Будура и за всех, кто погиб по вине американцев, я должен и сделаю все, что в моих силах. Будь уверена, Саид будет отомщен.

Женщина вздохнула и сказала:

– Я знаю, мне не переубедить тебя. Но я не хочу терять еще и мужа, ради которого была готова умереть.

– Со мной все будет хорошо, Ламис.

– Отец знает о твоих планах?

– Да.

Этот ответ удивил женщину.

– Знает? – переспросила она. – Он не запретил тебе идти против американцев?

– Сначала пытался отговорить, а затем сказал, что пошел бы со мной, но уже не может. Он предложил мне в напарники твоего брата Бакара.

– Не может быть! Хотя чему я удивляюсь. Отец такой же воин, как и ты.

– Ты, главное, не беспокойся. Я уйду и вернусь. Мстить буду позже. Ты видишь, у меня даже оружия нет. Напарник мне пока не нужен.

– Но тогда что тебе делать там, у этих проклятых холмов?

– Мне надо все хорошо оглядеть. Говоря военным языком, провести разведку, оценить обстановку для принятия верного решения. Мои действия не должны поставить под угрозу жителей кишлака. Просто подорвать «Хаммеры» не составит труда. Можно укрыться в канаве у дороги, дождаться броневиков и выстрелить из гранатомета. Трудно будет отвлечь внимание американцев от Маргина. Об этом я и буду думать.