Больше всех Дарка беспокоила Ринва. Глаза девушки горели странным огнем, тоненькие пальчики неустанно барабанили по рукояти меча, да и движения красавицы были какими-то дергаными. Моррон никак не мог отделаться от ощущения, что это не обычный мандраж новичка перед серьезным боем, а верный признак того, что девушка затеяла неладное и вот-вот собирается вонзить меч в могучую спину бесшумно крадущегося впереди великана. Аламезу было даже страшно подумать, что будет, если он не ошибся и спутница готовилась свершить низкое, подлое убийство со спины. Если бы нападение удалось, то они лишились бы весьма ценного бойца, и еще неизвестно, как бы без Гары прошла схватка с вампирами. Если же Ринву постигла бы неудача (а так, скорее всего, и было бы), то ему пришлось бы защищать герканцев от праведного гнева эскулапа. И в том, и в другом случае они бы сильно нашумели, и эффект неожиданности оказался бы безвозвратно потерян, а значит, и с мечтой отобрать амулеты пришлось бы распрощаться. При любом раскладе им четверым не выдержать открытого боя с целым отрядом, а ведь вскоре к гарнизону подвергшегося нападению кордона стало бы прибывать многочисленное подкрепление, как с поверхности, так и со стороны карьеров. Одним словом, исход их затеи, а значит, и их судьбы раскачивался на тонюсеньком волоске провидения, и любая мелкая выходка могла его оборвать.

К счастью, опасения Аламеза остались лишь только опасениями и не воплотились в жизнь. Хоть Ринва и поглядывала недобрым взором на прикрытую лишь рубахой спину Гары, но вонзить в нее меч так и не решилась. Трудно сказать, что остановило девушку: то ли осознание несвоевременности сведения счетов, то ли адекватная оценка своих шансов на успех. Но как бы там ни было, четверка диверсантов без происшествий добралась до большой двухстворчатой двери, за которой, судя по всему, и начинались личные покои пятерых командиров досмотрового кордона.

На этот раз Аламез решил не допустить прежней ошибки и распределить между нападавшими роли, однако начать инструктаж не успел; его опередил резко повернувшийся к спутникам лицом Гара.

– Ну, чо, господа заозерники, и ты, о, прекрасная ворчунья, – не скрывая ехидства, прошептал великан, согнувшись и практически нависнув над соратниками. – Как теперича поступим? Дадите громиле-уродцу одному все свершить, иль самим хотца вампирской кровью замараться?

– Самим, – мгновенно выпалила Ринва, едва заметив, что Аламез открыл рот. – Коль трое на трое, то легко справимся!

– Как скажешь, – с поддельным безразличьем пожал плечами великан, на самом деле горевший желанием узреть, как выскочка-«заозерница» оконфузится, и ни на долю секунды не сомневаясь, что успеет все исправить. – Тогда я прислугой займусь да рабынями. Вампиры, скорей всего, щас именно здесь, в зале, что за этой дверью, крови откушивают да свои взоры срамными кривляньями рабынь услаждают. Я вмешиваться не собираюсь, буду следить за окнами и за дверьми в спальни, чтоб никто чрез них не сбег да на помощь солдат звать не стал.

– Хватит трепаться! Может, дорогу освободишь и дашь делом заняться? – прошипела Ринва, уже успевшая возненавидеть Гару, который ее теперь постоянно раздражал, вне зависимости от того, обращался ли он к ней пренебрежительно или с уважением.

– Заткнись, пусть говорит! – урезонил напарницу Крамберг, при этом вопросительно глядя на Дарка. – Чем больше узнаем, тем вернее да быстрее справимся!

Вильсету было невдомек, почему Дарк молчит и не вмешивается, то есть ведет себя недопустимо пассивно и неподобающе для командира. Моррон принял полный негодования взор солдата, но не стал на него отвечать ни словом, ни действием. Заставить девушку замолчать и не ерепениться, выпячивая вперед ее якобы ущемленное в правах девичье «я», можно было лишь ремнем. Однако устраивать воспитательную порку прямо перед дверью, за которой трапезничали враги, было в высшей степени абсурдным занятием. Пока что Аламезу оставалось лишь терпеть возмутительные выходки «тянущей на себя одеяло» выскочки и дожидаться подходящего момента, чтобы украсить ее упругие нижние округлости широкими красными полосками – следами от ремня.

– Коль верить теперь ужо безглазому покойничку-сержанту, то вампирюг всего трое осталось, и я их как облупленных знаю, – подтверждая слова Крамберга, продолжил великан. – Ты, – указательный палец эскулапа легонько коснулся груди Вильсета, – возьмешь на себя Норвера. Это седовласый старичок, подхрамывающий на левую ногу. Он обращен ужо старцем был, так что немощь человеческая в нем осталась, и кровь мартеловская ее не исправила. Будь осторожен, при нем всегда палка-выручалка. Нижний конец заострен, и плоть не хуже копья пронзает. Берегись и набалдашника! Он очень крепкий, череп вмиг раскроит. Старичок левша, но пусть то тебя не обманывает, по башкам дубасит всегда справа! Тебе ж, говорунье, – Гара подмигнул Ринве, – сподручней всего Кьюссаром заняться. Молод, красив, строен и похотлив, как кот по весне. Получишь истинное наслаждение от его умерщвления. Мечом владеет неплохо, но вот только никогда его при себе не носит… Смотри не дай ему одним из своих завладеть!

– Уж как-нибудь измудрюсь да сберегу оружие, – проворчала разведчица и уже намеревалась высказать свое возмущение, что почему-то именно ей предоставлен самый похотливый противник, но Крамберг успел прикрыть ей ладонью рот.

– Тебе остается Давар, – кивнул Гара моррону. – Вампир-середнячок, силен и опытен, но слишком уж к хмелю пристрастен. Любил мешать деревенскую брагу с кровушкой, за что в подземелье и сослан. Для вампиров клана Мартел распитие подобных «коктейлей» такой же кощунственный проступок, как для нас, людей, скажем, помочиться во время службы в храме или разгуливать средь бела дня голышом, при этом еще и облапывая всех без разбору прохожих. С мечом не расстается, так что веселой рубкой обделен не будешь! Более ничо не скажу! Остальное сам поймешь, когда меч с ним скрестишь… – закончил инструктаж лекарь, а затем, немного подумав, с намеком добавил: – Если до меча дело дойдет!

– У тебя все, с поучениями покончено?! – спросила Ринва, которой не только не терпелось взяться за дело, но и явно не нравилось выслушивать наставления. – Может, все ж в сторону отойдешь и позволишь размяться?!

«Ох, плачет, плачет по девке ремень! Корю себя, что поленился с поркой ранее!» – подумал моррон и посмотрел на Крамберга. Судя по хмурому взору Вильсета, он так же винил себя в лености и в преступном пренебрежении силовыми воспитательными моментами. В отличие от герканцев, Гара, как ни странно, куда терпимей отнесся к очередной дамской выходке. Примирительно улыбнувшись и пожав огромными плечищами, великан сделал шаг в сторону и, плотно прижавшись спиной к стене, освободил проход к двери. «Удачно набить шишек, госпожа заозерница!» – именно это выражение застыло на его благодушном лице, лишь слегка искривленном усмешкой злорадства.

Настало время от слов перейти к делу. Бесшумно обнажив мечи, герканские разведчики приблизились к двери и почти синхронно ударили по ее дубовым створкам обутыми в деревянные башмаки ногами. Лишь немного промедлив, чтобы достать дротик и скинуть с плеч мешавшуюся в бою котомку, Аламез проследовал за товарищами. Почему-то он был абсолютно уверен, что более одного броска ему не совершить, а также что напарнички непременно оплошают и Гаре не удастся остаться безучастными свидетелем. В том убеждало моррона многое, и прежде всего богатый жизненный опыт, помноженный на довольно неплохую интуицию.