Ее сестра была в другом конце комнаты перед разбитым зеркалом. Вокруг валялись куски стекла, а в руке Джесс держала острый осколок, врезавшийся ей в пальцы.

– Семь лет счастья не видать, – пробормотала сестра так тихо, что ее едва можно было расслышать, прежде чем усмехнулась: – Какая ирония судьбы – еще семь?

– Джесс? – Мия осторожно приблизилась к ней. – Что случилось? – Оказавшись рядом с сестрой, она потянулась к осколку и принялась мягко разжимать пальцы Джесс, пока не смогла взять его.

– Это просто случайность! – резко сказала Джесс. – Я не нарочно! Я швырнула проклятое радио в зеркало. Я не хотела, чтобы оно было здесь. Это ты поставила эту штуку на туалетный столик.

Мия никак не отреагировала на ее тон.

– У тебя кровь, – сказала она. – Я принесу пластырь.

Джесс опустила голову, разглядывая ярко-красную каплю крови, которая казалась слезинкой на кончике ее пальца. Она медленно поднесла его к губам и задержала там.

– Все не так уж плохо – обойдусь.

Мия опустилась на край кровати и осторожно развернула сестру лицом к себе.

– Скажи мне, – тихо произнесла она, но Джесс покачала головой.

– Нет. Лучше ты расскажи мне что-нибудь о своей жизни. Поговори со мной о чем-нибудь другом. О чем-то из внешнего мира. – Глаза сестры наполнились слезами, и Мия с трудом сдержалась, чтобы не протянуть руку и не вытереть их.

Она улыбнулась.

– Мне не о чем говорить, кроме работы.

– Тогда расскажи о ней.

Это было единственное, о чем Мия действительно не хотела говорить с Джесс, но сестра искала ее взгляда, умоляя вывести ее из состояния, в котором находилась, так что нужно было что-то сказать.

– Да все нормально, – пожала она наконец плечами. – Некоторые женщины там смешные.

– Ты до сих пор довольна, что тебя приняли постоянно?

Мия кивнула. Да, она определенно радовалась этому.

– Выходит, ты счастлива? Просто знаешь – тебе ведь не обязательно оставаться здесь. Никогда не предполагалось, что это так надолго.

Мия не знала, что ответить: что она могла сказать сестре? Что, конечно же, она не хотела бы работать в «Моррис и Вуд» слишком долго; это далеко не работа ее мечты, Мию не волновали продажи оздоровительных напитков.

Когда-то у нее была работа, которая что-то значила. То, чем она занималась, имело смысл, потому что благотворительные организации помогают людям. А затем пришлось все бросить и переехать обратно в Лимингтон, в дом детства.

– Конечно, я счастлива! – улыбнулась Мия.

Джесс медленно кивнула. Конечно, она не поверила. Сестра видела Мию насквозь.

– Помнишь, когда была маленькой, ты хотела стать летчицей? – спросила Джесс.

– Да! А потом я в первый раз полетела на самолете, и меня вырвало!

– Я бы ни за что не села в самолет, который поведешь ты! – рассмеялась Джесс.

– Я тебя не виню. А ты хотела… – Мия резко осеклась, проклиная себя за то, что так сглупила.

– Все в порядке, можешь сказать.

Глаза Джесс были напряженными, глубокими и не скрывали горечи, которой полнились. В жизни сестер было слишком много мрачных страниц, чтобы они могли радоваться вместе. Даже в их смехе всегда присутствовало напоминание.

Когда Мия видела сестру такой, погружающейся в прежние времена, ее сердце будто разрывалось на части. Ей хотелось крепко обнять Джесс и отогнать прочь мысли, которые бередили душу сестры. Но иногда ей хотелось крикнуть сестре, что пора с этим что-то делать. Что она не должна жить в таких страданиях; что она может вытащить себя из темных глубин, в которых тонет.

Мия знала, что это не вполне справедливо, и часто спрашивала себя: что сделала бы сама на ее месте? Если бы то, что случилось с Джесс, произошло с ней? И конечно, она не могла ответить с уверенностью, потому что у нее не отнимали всего, как у Джесс.

– Я хочу, чтобы ты сказала! – настаивала Джесс с вызовом в голосе.

– Ты хотела стать бегуньей, – ответила Мия.

Джесс всегда бегала. Почти с тех пор, как начала ходить. Мама часто шутила, что она старается поспеть всюду сразу. В пятнадцать лет сестра стала капитаном школьной спортивной команды и бегала по пересеченной местности за Хэмпшир. В подростковом возрасте она вставала каждое утро еще до того, как Мия открывала глаза, и выбегала из дома мерить кроссовками тротуары и проселочные дороги.

В те дни никого не беспокоило, что дети бегают сами по себе – по практически пустынным тропам, вдоль рек, по улицам – даже до восхода солнца. Мама и бровью не вела, видя пустую постель Джесс, когда вставала утром; она только надеялась, что та успеет домой прежде, чем отъедет школьный автобус.

Так было всегда. Потому что Джесс такой же усердной была и в учебе. Самая многообещающая ученица, которую только можно представить; все ее отметки предсказывали, что она сможет добиться всего, чего захочет.

Так с чего матери было о ней беспокоиться? Вовсе не Джесс вызывала у нее тревогу; если кто и вызывал – то она, Мия. Дочь, которую приходилось вытаскивать из постели; которая прогуливала школу и курила на полянке с мальчиками.

– Да, я хотела стать бегуньей! – рассмеялась Джесс, но прозвучало это совсем не весело.

Взгляд Мии скользнул вниз – к бессильным ногам сестры в выцветших голубых пижамных штанах, обтягивающих хрупкие кости под ними. Она видела сестру обнаженной каждое утро, когда помогала ей принимать душ и одеваться, и каждый день ощущала боль от того, что эти когда-то атлетические ноги превратились в ничто.

Джесс больше не могла бегать. Она не могла даже ходить. И каждый день Мия чувствовала ярость, что кое-кто виноват в том, что случилось с ее сестрой. И до сих пор за это не заплатил.

Мия и сейчас почувствовала, как в ней закипает гнев. Именно он всегда вытеснял жалость, чувство вины и печаль. Это он гнал Мию дальше, и если бы она остановилась, то могла бы согласиться, что это нездорово. Но она не останавливалась. Еще не время.

Глубоко вздохнув, она протянула руки к сестре и взяла ее ладони в свои.

– Я люблю тебя, ты ведь знаешь?

– Конечно, знаю. – Глаза Джесс снова наполнились слезами, и она отняла одну руку, чтобы вытереть лицо. – И я люблю тебя. Я так горжусь тобой.

– За что? – спросила Мия, прищурив глаза.

– За то, что ты делаешь то, что делаешь.

Какое-то мгновение Мия молча изучала сестру, гадая – что же та на самом деле знает.

– За то, что бросила все и вернулась сюда, я имею в виду, – пояснила Джесс.

– Ах, ну да, конечно. – Мия выдохнула и улыбнулась.

Иногда Мия думала, что бог допустил ошибку. Это не должно было случиться с Джесс. Это она, Мия, была ленивой; она могла целыми днями сидеть в пижаме, тратить время впустую и ничего не делать. Мия часто задумывалась, не приходили ли подобные мысли в голову их матери. В первый раз она подумала об этом год назад, когда они обе стояли в Саутгемптонской больнице, глядя через стеклянное окно на сестру, подключенную к аппаратам, и никто не знал – выживет Джесс или нет.