Когда первое потрясение прошло, она с удивлением заметила рядом одного из знакомых Брэндиша, Хью Фарли. Крупной фигурой и большими руками он походил на мистера Филипса, но его некрасивое лицо не было лишено обаяния благодаря добродушному выражению, упрямому подбородку и живым глазам. Он, должно быть, тоже занимается боксом у Джексона, – машинально подумала Генриетта. Хью Фарли, похоже, был в приподнятом настроении. Смерив взглядом ее фигуру в ярко-голубом платье, он озорно улыбнулся и прищурился.

– О, это вы, миссис Харт, – воскликнул он с легким поклоном, – давненько мне не доводилось видеть такой хорошенькой женщины! Теперь понятно, почему старина Брэндиш взялся сопровождать вашу сестрицу на прогулки в Гайд-парк – рассчитывает на благодарность с вашей стороны, да?

Он расхохотался. Комплимент получился двусмысленный, и Генриетта пристально взглянула на молодого человека, желая понять, не пытается ли он ее задеть.

Не получив ответа, Фарли придвинулся ближе.

– Вы ведь вдова Фредди Харта, правда? Славный был парень! Жаль, что так рано помер! Шулера изрядно почистили его карманы, и бедняга не выдержал… Но больше об этом ни слова!

На Генриетту пахнуло перегаром – Фарли был пьян! Глубоко оскорбленная, она попыталась уйти, но он поймал ее за локоть и зашептал в самое ухо:

– Вы настоящее сокровище! Я так завидовал Фредди, мечтал оказаться на его месте рядом с вами. Я имею и виду в вашей постели! Его больше нет, так почему бы нам…

В ярости, плохо соображая, что делает, Генриетта изо всех сил вонзила в его ногу свой каблучок и обозвала «мерзкой свиньей». Взвыв от боли, Фарли пошатнулся и со всего маху ударился о стену, пихнув стоявшую поблизости даму. Возникла сутолока, во время которой Генриетта сумела незаметно покинуть бальную залу.

Это происшествие просто убило ее. Значит, из-за самоубийства мужа до сих пор у нее такая репутация, что подвыпившие гуляки не считают нужным с ней церемониться! Произошло то, чего она так боялась с самого приезда в Лондон. Ах, если бы можно было остаться в Гемпшире! К горлу подступил комок, она с трудом подавила слезы. Скорее, скорее в свою комнату, где она, по крайней мере, будет в одиночестве и сможет дать колю своему горю.

Поднявшись на второй этаж, Генриетта заметила поджидавшего ее в коридоре Короля. Он не видел ее, потому что хмуро уставился в покрытый ковром пол. Может, убежать обратно вниз? Пока она раздумывала, он поднял глаза и заметил ее. Теперь не оставалось ничего другого, как только поговорить с ним. Да, надо поговорить именно сейчас, и именно сейчас решить все разом!

– Генри! – воскликнул он. – Я тебя везде искал, потом пришел сюда, догадавшись, что ты захочешь уйти к себе. Ты расстроилась из-за Фанни? Сейчас же выбрось ее из головы, она для меня ничего не значит, уверяю!

Задержав дыхание, пытаясь подавить подступившие к горлу рыдания, Генриетта подошла к нему, изо всех сил сцепив руки. Ей вдруг припомнилось, что Король собирался сказать что-то важное, и в душе снова забрезжил луч надежды, хотя умом она понимала, что надеется напрасно.

– Ты, кажется, собирался поговорить со мной о чем-то важном? – спросила она, в упор глядя на Брэндиша. – Скажи это сейчас, и после этого я решу, что думать о миссис Маршфилд!

Стремясь найти подтверждение своим надеждам, она смотрела ему прямо в глаза, и под его взглядом у нее вновь, несмотря ни на что, возникло ощущение, что их связала сама судьба.

– Хорошо, – пробормотал Король, снова нахмурившись.

Он привел ее в комнату отца и поплотнее прикрыл за собой дверь, чтобы никто не мог услышать их в коридоре.

– Я знаю, что увиденное в библиотеке тебя расстроило, – с искренней озабоченностью начал он. – Но твои тревоги напрасны, потому что в моем сердце ты занимаешь особое, исключительное место. Меня никогда не влекло к Фанни так сильно, как к тебе.

Генриетта остановилась возле кровати под высоким балдахином и прикоснулась рукой к прохладному дереву. Сердце ее гулко билось. Он явно что-то недоговаривает! Или ей показалось?

– Признайся, ведь Фанни тебе нравится? – спросила она. – Разве мужчина может остаться равнодушным к такой умной и красивой женщине, может не восхищаться ею и не желать ее, если только он не бесчувственный чурбан?

Содрогнувшись, Генриетта замолчала и отвернулась от Брэндиша. Господи, зачем она задала этот ужасный вопрос!

Сзади послышались его шаги, и она не удивилась, когда он обнял ее за плечи.

– Значит, ты поняла, что меня влечет к ней! – прошептал он.

– Ты ее любишь? – дрожащим голосом спросила Генриетта, удивляясь, откуда взялись силы продолжать мучительный для нее допрос.

– Бог мой, конечно, нет! – поспешно воскликнул он. – Мое чувство к ней вовсе не любовь, это влечение, интерес, не более того. Она, как ты верно отметила, хороша собой и к тому же отвечает моим представлениям о новой виконтессе Эннерсли!

– Вот как? – горько усмехнулась Генриетта и, обессилев, прислонилась к деревянному столбу балдахина.

Брэндиш осторожно взял ее за плечи и повернул к себе лицом.

– Пойми же наконец, я не люблю Фанни, – глядя ей прямо в глаза, сказал он, – она ничего для меня не значит! Я восхищен ее отменными манерами, и только! Лишь ты, дорогая Генри, заставляешь мою кровь кипеть в любовной лихорадке!

Он притянул молодую женщину к себе и стал нежно поглаживать ее плечи и спину.

– Ты безнадежный донжуан, Брэндиш, как глупо было с моей стороны в тебя влюбиться! И что хуже всего, ты удивишься и не поверишь мне, если я скажу, что твои слова о Фанни больно задели мои чувства! Я права?

– Дорогая, – улыбнулся он и, не в силах отвести взгляда от милых губ, прижал женщину к себе еще сильнее, – если бы я хоть на мгновение мог допустить, что сделал тебе больно, то в ту же минуту вонзил бы себе в сердце шпагу, осыпал бы свою голову горящими угольями или…

– Довольно этих глупостей! – воскликнула Генриетта с вымученным смехом. – Ты повеса и безжалостный соблазнитель до мозга костей, под стать самому Байрону! – Теперь она ясно понимала, насколько призрачными оказались ее мечты о замужестве. И хотя она по-прежнему любила этого человека, находя в общении с ним ни с чем не сравнимую радость, огромная тяжесть легла ей на сердце. – Но я люблю тебя, Король Брэндиш. Ты, негодник, словно специально рожден, чтобы меня мучить! Скажи же наконец то, что собирался!

Вместо ответа он прижался губами к нежной щеке Генри и стал покрывать легкими поцелуями ее шею, медленно приближаясь ко рту. От него исходил запах дорогого душистого мыла, который она с наслаждением вдыхала. Наконец у самых ее губ он остановился. Она почувствовала его легкое дыхание.

– Не могу выразить, как я люблю тебя, дорогая, – прошептал он и приник к ее рту. Она тоже обняла его. «Может быть, в последний раз», – мелькнуло у нее в голове, и, ужаснувшись, Генриетта со всей силой своей исстрадавшейся души прижалась к любимому, обвила его шею руками. Он неистово впился в ее губы и всем телом прильнул к ней, придавив своей тяжестью к витому столбику кровати.